Шпион для Германии

После передачи последних известий вновь началась трансляция музыки. «Час в Париже», — объявил диктор. Заиграл оркестр. Я наслаждался музыкой, квартирной обстановкой, виски…

Вдруг мне будто что-то послышалось. Нервы? Но нет. Раздались какие-то непонятные звуки, затем шаги и шорох у двери. Вот кто-то вставил в замок ключ.

Я тут же вскочил, выхватил пистолет из кобуры, висевшей у меня под мышкой, и снял с предохранителя. Одним прыжком занял позицию, чтобы первым увидеть входившего. Что делать, если их будет несколько человек?

Дверь открылась. Держа палец на спусковом крючке, я стоял не шевелясь.

В комнату вошла женщина. Молодая блондинка. Увидев меня, она сначала перепугалась, затем засмеялась.

Она была высокого роста, одета в широченное пальто бежевого цвета, схваченное в талии поясом. У американок, как я заметил, были, как правило, крепкие нервы. Она не закричала, не убежала, а засмеялась.

— Вы играете в индейцев? — спросила она.

В подобные минуты почему-то запоминаются все мельчайшие подробности. Черты ее лица буквально врезались мне в память: высокий выпуклый лоб, тонкий нос, маленький рот с подкрашенными губами, длинные волосы, свободно падавшие на плечи.

Уставившись на девушку, я пытался сообразить, как незаметно спрятать пистолет, который я держал в руке.

— Как вы сюда попали? — спросил я.

— То же самое я хотела бы спросить у вас, — ответила она.

Закрыв за собой дверь, она сделала несколько шагов в комнату. Она так естественно и грациозно держалась на высоких каблуках, будто бы с ними и родилась.

— Я друг Пауло Санти, — объяснил я.

— А я его приятельница, — произнесла она.

Наконец мне удалось спрятать пистолет в карман. По радио целую минуту раздавалась барабанная дробь: видимо, барабанщик демонстрировал свое искусство. У меня же у самого голова от этого сделалась как барабан.

— Пауло предоставил мне свою квартиру на несколько дней, — продолжил я. — Он уехал.

— Ничего страшного, — молвила девушка. — У него наверняка несколько ключей. Один из них он дал и мне. У меня дома идет ремонт и сильно пахнет краской, чего я не переношу.

— Меня зовут Джек Миллер, — представился я.

— Джоан Кеннет, — назвала она себя.

— В таком случае я, естественно, уйду, — сказал я. — Не буду вам мешать.

— В мире есть еще кавалеры… А чего вы вздумали бежать? Ведь в квартире несколько комнат, не так ли?

Я молча кивнул в ответ. Девушке, видимо, понравился мой такт. Ей было невдомек, что я беспокоился не столько о ее чести, сколько о своем задании.

— Нет ли тут чего-нибудь выпить? — спросила она.

— Вон на столике стоит бутылка виски. Если бы вы пришли на полчаса позже, то вам пришлось бы пить молоко.

— Я всегда прихожу вовремя.

Она сняла пальто, пошла в ванную и вернулась через две минуты назад.

— Я расположусь в спальне, — предложила она. — А вы оставайтесь в гостиной. Включите только радио немного погромче. Это Томми Дорси, если я не ошибаюсь. А вам он нравится?

— Конечно.

— Нам вдвоем будет весьма уютно. Или же вы все еще настроены уйти?

— Вовсе нет.

— Вот и хорошо, — резюмировала она. — А сейчас пойдем на кухню, вы мне там поможете! Или вы не голодны?

— Голоден, не голоден, но отсутствием аппетита не страдаю.

Мы стали готовить гамбургеры. Они получились довольно вкусными. Мы обнаружили несколько бутылок пива и допили оставшееся виски. По радио передавали музыку и песни Томми Дорси, Гленна Миллера и Луи Армстронга. Время от времени музыка прерывалась, и голос диктора вещал, сколько тонн смертоносного груза сброшено на города Германии.

— Война скоро кончится, — произнесла Джоан. — Слава Богу!

— Да, — поддержал я ее.

— А вы были солдатом?

— Да, морским офицером.

— Мой брат тоже. Но он погиб… В Перл-Харборе. В самом начале войны.

— Черт бы побрал этих японцев! — сказал я. Мы закурили.

— А здесь довольно уютно, — проговорила Джоан. — Я не люблю сидеть по вечерам в питейных заведениях. Но не люблю и оставаться одной.

174

— Это и мой настрой.

— А вы — не американец.

При этих словах я даже вздрогнул. Уют и благодушное настроение сразу исчезли. Я почувствовал тревогу. Уж не агент ли она ФБР? Очаровательная приманка? Предвестница палача?

— На основании чего вы так судите?

— Вы говорите как европеец, пожалуй, как скандинав.

— Мои родители были норвежцами, — вывернулся я.

— Почему вы произнесли это столь натянуто? — спросила она. — Я бы, например, не имела ничего против, если бы мои родители были норвежцами. Европа — Париж, Вена, Будапешт, Рим — разве это не прекрасно? Но проклятая война буквально все испоганила! — Она, взяв в руки свою сумочку, сказала: — Спокойной ночи! Надеюсь, что не потревожу вас, если встану рано. У меня маленький магазин мод, и я всегда появляюсь там первой.

— Спокойной ночи! — ответил я.