Шпион для Германии

Моему ведомству в Берлине конечно же все уже известно, но там и не подумают что-либо сообщать ему. Впоследствии мне рассказали, что, когда доктор С. из Главного управления имперской безопасности узнал о моем аресте, он долго чертыхался.

Тогда же было проведено совещание сотрудников ГУИБ, на котором зашел разговор о том, сломаюсь ли я в ФБР или нет. Большинство считали, что я должен выдержать. Они оказались правы. Мне удалось сохранить в тайне имена людей, работавших на нас в Америке. И дело тут было не только в моей стойкости, но и конечно же в исключительно гуманном обращении со мной в ФБР, где даже не была предпринята сколь-либо серьезная попытка выжать из меня нужную информацию.

Естественно, моя судьба не слишком взволновала моих коллег в Главном управлении имперской безопасности. Все они были заняты главным образом сами собой, собираясь бежать из Германии, например в ту же Испанию, где рассчитывали надежно укрыться. А один из них, преисполненный заботы о личном благополучии, воспользовался моими золотыми часами и некоторыми личными ценными вещами, оставленными мною там в сейфе перед отплытием к берегам США…

* * *

Дело мое по-прежнему держалось в секрете. Мне до сих пор непонятно, каким образом ФБР и армии удалось не допустить выхода на меня вездесущих газетчиков. Ни о какой истории Гимпеля нигде не было слышно. Но в правительственных кругах знали о нашей высадке с подводной лодки в бухте Френчмен. Президент Рузвельт лично распорядился провести судебное разбирательство моего дела в надлежащем порядке и осудить меня по всей строгости закона. Так что бывшему агенту абвера номер 146 была оказана высокая честь.

Приказ о судопроизводстве — подписал генерал Терри. Судьями были назначены полковники Клинтон Херольд, Латроп Бюллен и Джон Грир. В качестве присяжных заседателей в зале суда находились постоянно подполковник и три майора. Сторону обвинения представляли майор Роберт Керри и подполковник Кеннет Граф. Генеральный прокурор Соединенных Штатов, к которому все обращались  «ваша милость», присутствовал на заседаниях трибунала в качестве наблюдателя и советника. Рядом с ним обычно сидел прокурор штата Нью-Йорк.

Судебные заседания проводились в одном из правительственных зданий Нью-Йорка, в котором располагалась штаб-квартира второго армейского командования. Меня привозили туда в закрытом автомобиле. В наручниках. Билли доставляли на другой машине, так как соблюдался принцип нашей изоляции друг от друга. Мы были не против, поскольку между нами давно уже пролегла полоса отчуждения.

Только теперь я заметил репортеров. Они не знали ничего по существу дела, но приготовления к судебному процессу от них не укрылись. С фотоаппаратами и телекамерами они пытались прорваться сквозь кордон военной полиции, но безуспешно.

Как только я вошел в здание, наручники с меня были сняты: перед судьями я должен был появиться как свободный гражданин. В коридорах было очень чисто. Да и само здание, недавно построенное, не выглядело мрачным. Зал заседаний находился на первом этаже. Он был не слишком большой, так что свободных мест там не осталось. Публика в основном состояла из морских и армейских офицеров. Их присутствие здесь было вполне объяснимо: ведь армия и флот пытались переложить друг на друга вину за мою прошедшую столь удачно высадку с подводной лодки. Среди многих свидетелей, приглашенных на судебное заседание, находились и старшие офицеры береговой охраны, выходившие для дачи показаний с сильно покрасневшими лицами.

В судебный зал впервые я был введен 6 февраля ровно в девять часов утра. По обе стороны от меня шествовали военные полицейские, подобранные из числа награжденных за боевые подвиги орденами и медалями (их присутствие объяснялось в значительной мере тем обстоятельством, что все американские суды стараются произвести наибольший эффект на общественность, разыгрывая самые настоящие представления). На столе председательствующего лежал огромный деревянный молоток. Над столом развевался американский национальный звездный флаг. С висевшего на стене портрета, заключенного в деревянную раму, на меня взирал безучастно президент Рузвельт.

Все сразу же уставились на меня. Я сел на скамью между своими защитниками, кивнувшими мне ободряюще. Через минуту в зал был введен Билли, встреченный публикой враждебно, с шушуканьем.

Перед началом заседания все, кто находился в зале — судьи, представители обвинения и защиты, присяжные заседатели и публика, — встали для принятия присяги о сохранении в тайне всех подробностей данного процесса.

Председательствующий, полковник Клинтон Херольд, бывший, как и все члены суда, в военной форме, взял деревянный молоток и трижды ударил им торжественно о крышку стола. Он был высокого роста, подтянут, несмотря на седые волосы, и имел здоровый цвет лица. Говорил он медленно, обдумывая каждое слово и исключительно четко выражая свои мысли. Смотрелся полковник не хуже любого кандидата в президенты, выступавшего по телевидению.

— Заседание считаю открытым! — объявил он.