Шпион Его Величества

Подходила к концу вторая неделя пребывания в плаваниях великого флота под штандартом первого флагмана, вице-адмирала Петра Михайлова. Корабли флота своими форштевнями вспенивали воды Северного и Балтийского морей в поисках шведских военных и торговых кораблей. Несколько раз государь Петр Алексеевич, когда флот проходил вблизи шведских берегов, на вечерних советах с анисовкой предлагал другим адмиралам обстрелять береговые укрепления противника или войти в порт Карлскроны и сжечь прятавшийся там военный шведский флот. Но каждый раз иноземные адмиралы с серьезными лицами находили тысячу причин невозможности исполнения того или иного маневра. Объясняли Петру Алексеевичу, что нельзя стрелять по шведским береговым укреплениям, когда солнце бьет в глаза канонирам. Мол, эти лучи солнца не позволят канонирам флота хорошо и правильно прицелиться, поэтому стрельба из пушек может привести в большим потерям среди гражданского населения, а европейский гуманизм не позволяет им пойти на этот шаг.

К этому времени и после неудачного покушения Петр Алексеевич снова принялся прислушиваться к моим советам и прогнозам, на собственной шкуре убедившись в том, что во многом я все-таки прав и союзники ведут себя так, как я ранее и предсказывал. Особенно государь был потрясен несостоявшимся на него покушением, впервые перед его глазами были очевидные факты намерения Британии покончить с ним и с его реформами в России. Первоначально Петр все собирался встретиться с адмиралом сэром Джоном Норрисом, с которым вот уже в течение нескольких лет был в хороших отношениях, и потребовать у него ответа на эти действия секретной службы британской короны.

Но после моих слов о том, что наверняка сэр Норрис ничего об этом не ведает, Петр Алексеевич с большим трудом успокоился. Он вызвал Антошку Девиера и избил его до полусмерти, крича тому в лицо, что он службу охраны плохо поставил. А потом извинился и строго указал всем собравшимся вокруг него и Девиера людям, чтобы языки держали за зубами и широко об этом в Копенгагене не болтали.

Уже рассвело, когда я с Петром Алексеевичем уединился в его каюте и в деталях рассказал о возможном ходе развития событий в ближайшее время. По всему было видать, как государю было трудно с небес командования великим европейским флотом опускаться на грешную землю. Ему пришлось поверить в то, что все его планы и намерения уже в этом году покончить со Швецией, высадив коалиционный десант на шведский материковый берег, и дальше войну вести на территории Швеции, пойдут коту под хвост.

Иметь в руках такую военную мощь и силищу в восемьдесят три боевых вымпела, но не мочь ею в полном праве воспользоваться!

Да, от одной такой мысли можно было бы сойти с ума! Поэтому мы не ограничились обычной утренней порцией в чарку анисовки, а приняли на грудь аж целых три. От завтрака в хорошей компании на Петра Алексеевича снизошла благодать, и он решил заняться домашними, государственными делами.

В тот момент он был страшен лицом. На бледном, до синевы, лице выделялась черная ниточка усов и щетина на подбородке. Волосы были взлохмачены и торчали в разные стороны. Глаза были красными и горели злобным огнем.

Не человек, а дьявол во плоти!

Такое с государем обычно происходило накануне обострения головной лихоманки, но ведь чуть более месяца назад он лечился от нее в Пирмонте.

Свой разговор о домашних делах он начал неожиданным вопросом:

— Алешка, ты помнишь, сколько времени я давал сыну, Алексею Петровичу, на обдумывание и подготовку ответа на мое предложение?

— Шесть месяцев, ваше величество, — по-солдатски бойко рапортовал я.

— Так знай, что по настоящее время я не получил от него ответа по этому поводу. За это время Алексей прислал мне два письма, в которых в подробностях описывал свое здоровье и как он проводит время с друзьями. Но ни слова об отречении от престола, хотя давал устное обещание уйти в монастырь и отказаться от царствования. Этим своим молчанием сын заставляет меня думать дурное и предпринимать к нему суровые меры, а мне этого совершенно не хочется. Ведь он сын мне, моя кровь течет в нем! Я виноват в том, что в его детстве и в отрочестве не уделял ему достаточного внимания и не занимался его воспитанием. Чем воспользовались длиннобородые и отвратили его от пути истинного. Теперь я оказался в ситуации, в которой не могу позволить Алексею после своей смерти вернуть Россию в прошлую жизнь. Так что, Алешка, бери в руки перо и бумагу, пиши, а я тебе кое-что продиктую. Дальше ты это мое письмо сыну допишешь так, чтобы и другим людям было бы ясно, о чем идет речь и к чему сыновнее непослушание может привести.

Из этих слов я понял, что государь Петр Алексеевич принял окончательное решение в отношении дальнейшей судьбы своего первого и старшего сына. Что Алексея Петровича ожидает незавидная судьбинушка. А в настоящую минуту государь думает о том, как выглядеть правым в глазах цивилизованного мира, чтобы история правильно восприняла и оправдывала бы его крутые меры по отношению к собственному сыну.