Шпион федерального значения

Бойцы, уже не думая о смерти, вообще ни о чем не думая, только успевали отстреливаться от наседающего на них врага, швыряли в его сторону гранаты и падали, обливаясь кровью, схлопотав свою пулю.

«Чехи», понеся потери, снова были отброшены назад.

И снова полезли на позиции!..

Десантники отбивали их атаки почти сутки. Их осталось вначале два, потом одно отделение. Потом — меньше отделения. Но ряды «духов» тоже поредели, и первоначальный напор ослаб.

Но они все равно лезли и лезли на окопы…

Все цинки уже были вскрыты, все гранаты пошли в дело. Живые — обшаривали подсумки и карманы мертвецов в поисках снаряженных рожков, вырывали автоматы из еще не остывших рук и стреляли в бегущие навстречу им фигуры.

— Ничего, сынки, мы, конечно, сдохнем, но и они, гниды, тоже, — подбадривал уцелевших солдат капитан.

Он был ранен, его левая рука болталась плетью, но он стрелял с правой, уперев рожок автомата в бруствер. И почти все время что-то кричал…

Не про Родину, которая большая, а отступать некуда, — нет! Он крыл всех и вся трехэтажным матом, приводя им бойцов в чувство. Так было легче и ему, и им! Легче, чем если бы он молчал! Умирать — легче!..

Когда «духи» ворвались в окопы, там уже почти не было живых. Но те, что были, дрались отчаянно, поливая их свинцом и бросаясь врукопашную.

Десантники и «чехи» сходились вплотную и, сопя и страшно ругаясь, катались по земле, пытаясь достать друг друга штык-ножами или вцепиться врагу зубами в глотку, чтобы вырвать у него кадык. Никаких приемов, никакого самбо никто не применял — какие, к черту, могут быть приемы в тесноте окопа, в последней в твоей жизни схватке! Драка шла по-простому, стенка на стенку, на ножах и кулачках. И еще саперными лопатками, которыми десантники ловко рубили шеи и руки врагов, рассекая их до кости и перерубая кости. Но десантников было меньше. Все меньше и меньше… И уже никто не прикрывал их спин. Но они все равно продолжали драться! Потому что терять им уже было нечего, а сдаваться поздно. Их все равно бы убили.

И даже тогда, когда чужие кинжалы вспарывали бойцам животы, они тянулись окровавленными руками к ненавистным лицам, норовя вцепиться в глаза. И кто-нибудь сзади добивал их ударом кинжала в спину, под левую лопатку, или перерезал им глотку.

Последним, самым последним, погиб капитан.

Он был смертельно ранен и лежал, привалившись к стенке окопа, истекая кровью. Он был смертельно ранен, но пока еще не убит! Он лишь притворялся убитым, поджидая свою жертву. И когда по окопу, пиная раненых ногами и достреливая тех, что еще подавал признаки жизни, пошли «духи», он разжал руку, из которой выкатилась граната…

Он умер почти счастливым, прихватив с собой на тот свет нескольких врагов…

Чеченцы потеряли больше половины отряда и задержались в ущелье на двадцать часов. Из-за русских десантников. Они задержались ровно на столько, чтобы на выходе из ущелья их догнали «вертушки».

Догнали, чтобы накрыть залпами неуправляемых ракет и расстрелять из пулеметов. Вырвались и смогли уйти всего лишь несколько человек…

До десантников добрались лишь на следующий день. Солдаты прошли по окопам, собирая оружие и изуродованные взрывами и чеченскими кинжалами трупы. Последним они нашли капитана, у которого было снесено полголовы и разворочен живот и грудная клетка. Но хотя у капитана не было полголовы, его губы на чудом уцелевшей нижней половине лица улыбались. Вернее, как будто улыбались, потому что, наверное, это была просто предсмертная гримаса.

И еще солдаты нашли цинк с письмами и одного полузасыпаного землей, израненного, но все равно живого десантника. Его откопали, положили на носилки и бегом отнесли в «вертушку».

Боец выжил, хотя и потерял правую руку.

Он выжил и был представлен к правительственной награде.

* * *

Через полгода, пережив несколько операций, он выписался из госпиталя. А еще через год, уже дома, повесился, привязав веревку к крюку, на котором висела люстра. Повесился, потому что, оставшись без руки, не мог найти работу, а назначенной ему пенсии едва-едва хватало на жизнь и не могло хватить на даже самый примитивный протез…

Его похоронили, и о нем забыли.

Как и о его погибших в том бою товарищах…

Черт его знает, может, действительно, им лучше было бы взять деньгами?.. И, демобилизовавшись, приодеться и купить крутую тачку, на которой возить телок? Чтобы их любили… Потому что люди любят сильных, красивых и ловких и не любят мертвых, как, впрочем, и живых, но безногих и безруких калек. Которые напоминают им о том, что все хотели бы поскорее забыть.

Все!..

Возможно, если бы это была другая война, тем геройски погибшим десантникам поставили бы памятник, к которому дети по праздникам стали бы возлагать цветы. Семьям назначили бы достойную пенсию, и их принял и перед ними лично извинился, может быть, даже сам президент. А уцелевшему герою купили бы хороший протез…

Если бы это была другая война.

Не эта.

Не чеченская.

Не гражданская…

Если бы, к примеру, была отечественная.

Или мировая.

Третья…

Послесловие

Все закончилось так, как должно было закончиться.

У Сашки Мохова родился сын.