Шпион, которого я убила

– Ну и что? Вы тоже им были. Почти. Когда изобразили собственную смерть и отдыхали с отрядом спецназовцев в подготовительном лагере. Если бы вы не приехали на похороны подруги, если бы так категорично не забрали себе ее детей… – Кнур подул в чашечку и, далеко выставив губы, засосал кофе.

– А вы что, уже приготовились к моей вербовке? Когда я еще числилась в МВД? – заинтересовалась Ева.

– Приготовились. Врать не буду. Ситуация была подходящей, но вы так агрессивно решили стать мамой, что споры и уговоры всем показались пустой тратой времени. Вы заметили, что все делаете – на пределе? Все – навзрыд!

– Да ладно! – возмутилась Ева. – Я всегда контролирую ситуацию!

– Ситуацию вы контролируете, а вот себя в эмоциях и чувствах ограничивать не умеете. Не умеете выполнять приказ без осмысления его. Вот и получается, что судьба – она всегда права. Не получился бы из вас нелегал.

– Никогда! – сразу согласилась Ева. – Спасибо, отличный кофе.

– Тогда по новой? – Кнур тяжело поднялся и взял пустую турку.

– Отступления от нормы, – заявил он через пять минут с порога, осторожно передвигаясь и следя за шапкой пены, – это крайние случаи проявления протеста, это бывает даже у самых идеальных исполнителей. Что-то не срабатывает.

– Человек перестает беспрекословно выполнять приказы?

– Нет, что вы. Приказы выполнялись всегда беспрекословно. – Кнур уселся и торжественно разлил кофе. – Вы вообще представляете себе, что такое – разведчик-нелегал?

– Приблизительно. Это строго засекреченный и наживший за долгое время отработанную легенду разведчик, внедренный в определенную структуру власти, террористической группировки или военного ведомства.

– Приблизительно, – хмыкнул Кнур. – Вот вы любите ковыряться в архивах. Много вам встретилось до девяносто первого года, к примеру, упоминаний о предотвращенных террористических актах? То-то. Как будто и не было никакого терроризма, а ведь он был. И самолеты захватывали, и людей похищали. Но – тишина…

– Тогда по всем ЧП была полнейшая тишина, к чему такие примеры?

– Ну, Ева Николаевна, вы же про прессу, а я вам – про архивы КГБ! Чувствуете разницу? Как только в дело вступал нелегал, полная информация о проделанной им операции уже была обречена на строгую секретность или просто стирание. К примеру. Имейте в виду, это условный пример, без имен и мест, – многозначительно проговорил Кнур и еще погрозил пальцем. – Угнали в Израиль нехорошие парни наш самолет. Пока суть да дело, пока местные власти ведут переговоры, что делает нелегал, проживающий в Израиле? Он находит семьи или проживающих там родственников угонщиков и начинает простую работу санитара. И я вас уверяю, когда угонщикам показывают фотографии их близких после санитарной обработки, они перестают думать о собственной шкуре. За два-три часа нелегал решает проблему практически в одиночку. Или вот, как сейчас помню, в одной развивающейся африканской республике похитили европейского чиновника высокого ранга. Связано это было с политикой, готовился военный переворот, у них, в развивающихся африканских республиках, это дело обычное. Если бы страна похищенного пошла на уступки для освобождения заложника, нашему Союзу Советских и, прошу заметить, Социалистических это грозило бы большими неудобствами. Похитители поставили политические условия освобождения и долго бы настаивали на своем, если бы чиновника кто-то не пристрелил во время его перевозки. А чиновник был в шлеме и бронежилете.

– Но без зонтика, – продолжила Ева. – Неизвестный снайпер с расстояния больше километра попал чиновнику в шею, причем выстрел оказался хорошо выверенным и смертельным.

– Вы знаете? – удивился Кнур.

– Как видите, – усмехнулась Ева, – есть и в делах нелегалов утечка информации. Нам, снайпёрам, – вскинула она голову и дернула указательным пальцем кончик носа вверх, – этот пример приводили на занятиях об уязвимости охраняемого объекта. Но мы отвлеклись. Если все нелегалы – категорически исполнительны, хорошо обучены и надежны, что тогда подразумевается под «проявлениями внутреннего протеста»?

– Это когда человек начинает искать возможности самоунижения или самовозвышения. Да вы лучше спросите у специалиста. Которая еще в ванной, – уточнил Кнур.

– То есть пытки и членовредительство на допросах – это попытки…

– Самоунижения, – подхватил Кнур. – Да вы, наверное, уже прочли несколько досье, – кивнул он на монитор. – Это возможность написать потом на самого себя докладную о плохом поведении или просто впасть в раскаяние от того, что забил насмерть ближнего своего. У человека, постоянно живущего чужой жизнью, интимность страданий и ненависть к себе после подобных срывов заменяют внутренние переживания простого обывателя по поводу поломанной машины или измены жены, например. Так говорят специалисты.

– Что же тогда – самовозвышение?

– Это – со следующей туркой, – пыхтя, встал Кнур. – Есть предложение переместиться на кухню. Ваш созерцатель, похоже, сейчас уйдет в школу.