Шпион, которому изменила Родина

Тех, кто пытался скрыться в общей массе, охранники награждали ударами палок. Видимо, слух о душегубке успел распространиться по лагерю. За воротами конвой отсчитывал пятерки. Я оказался в группе отобранных, и мне ничего не оставалось, как покорно стоять в строю. Нас повели в сопровождении конвоя с овчарками. Люди шли, обреченно понурив головы. У некоторых подкашивались ноги. Одни вспоминали молитвы, другие плакали, третьи без устали ругались и проклинали фашистов, как будто в этом можно было найти спасение.

Впереди показалось мрачное одноэтажное здание. Над ним возвышалась кирпичная труба. Из нее шел густой дым. По колонне пробежал ропот. Люди замедлили шаг. Конвою стоило больших усилий с помощью овчарок загнать всех вовнутрь. Мы оказались в довольно просторном помещении. Посреди его стояли два решетчатых контейнера на колесах. Всем приказали раздеться догола и сложить одежду в контейнеры, затем нас перегнали в другое помещение с бетонными скамьями. Над головами — несколько рядов труб. Все замерли в ожидании, что вот-вот послышится шипение газа… Действительно, в трубах что-то зашипело. Но вместо газа из множества мелких отверстий полились струи теплой воды…

Из бани нас повели на вокзал и сразу же погрузили в товарные вагоны с решетками на открытых люках, с конвоем в каждом вагоне. Поезд шел всю ночь, а утром, когда мы проснулись, поняли, что едем уже по территории Германии. Мы проезжали мимо селений с аккуратными домиками и ухоженными садами. Красные черепичные крыши среди зелени деревьев торчали словно подосиновики в траве. Поля четко расчерчены на аккуратные прямоугольники разных размеров и оттенков. Часто встречались многочисленные стада коров и овец.

Все здесь говорило о благополучии, ничем не напоминая о войне.

Мы были в пути уже вторые сутки Останавливались редко, только на перегонах. Но вот поезд подошел к вокзалу небольшого городка Заметно бы то, что здесь нас ждали. На платформе, на равных расстояниях по ее длине, были расставлены столы с множеством бумажных кулечков Возле каждого стола суетились девочки-подростки в форме гитлерюгенда На перроне столпилось немало любопытных. Здесь же стояли несколько человек в коричневой униформе. На рукавах у них были красные повязки с черной свастикой в белом кружке.

Как только поезд остановился, девочки начали подносить к вагонам кулечки. В них оказался вареный картофель. В моем кулечке было три неочищенные холодные картофелины. Я обратил внимание, как девочки передавали кулечки Они делали это со смесью брезгливости и испуга — боялись, чтобы наши руки не коснулись их рук, словно имели дело с заразой. Протягивали кулек — и тут же отдергивали руку. Так с опаской кормят голодных диких зверей. Если кулек падал, девочки высокомерно покрикивали.

Впрочем, и с нашей стороны по отношению к немцам — не фашистам, а немцам вообще — мне приходилось наблюдать нечто подобное.

Эти немецкие девочки-подростки и боялись, и ненавидели нас, а мы презирали, и ненавидели их — еще почти детей… Народ ненавидел народ. И кровь, пролитая с другой стороны, не только не пугала, но и была желанной.

Конечным пунктом следования поезда оказался го род Вупперталь. Он образовался в конце двадцатых годов двадцатого века в результате слияния двух городов— Эльберфельда и Бармена. В Вуппертале располагался специальный распределительный лагерь. Точнее его было бы назвать рынком невольников, если угодно — рабов. Сюда за дармовой рабочей силой съезжались «купцы» — представители Фирм, концернов, ведомств.

Лагерь состоял из нескольких десятков сборно-щитовых бараков, огороженных колючей проволокой. Бараки были переполнены, и нам пришлось разместиться прямо на асфальте. Наступила ночь. Угомонились заключенные. Вполголоса перекидывались фразами охранники. Неожиданно тишину ночи разорвали рев сирен и грохот зениток. Охранники в черной униформе палками стали поднимать нас с асфальта и загонять в набитые до отказа бараки. Им помогали овчарки.

Сирены в эту ночь не умолкали. Едва успевал отзвучать сигнал отбоя, как тишину снова взламывала очередная воздушная тревога, и где-то не очень далеко опять рвались бомбы. Сам лагерь в эту ночь не бомбили, но я представил, каково должно быть там, в Эссене, в самом центре германской военной промышленности.

Итак, я уже находился где-то совсем недалеко от Эссена…