С большой охотой я принялся за эту первую в моей жизни самостоятельную творческую работу. Пусть хоть среди лагерных бараков. Знакомство с архитектурой многих городов Европы, и особенно Вены, расширило мой кругозор, а курс лекций и практические занятия на факультете пригодились теперь в работе над проектом. Я снова установил для себя сокращенный режим сна — не более четырех пяти часов в сутки. Иногда я просыпался ночью — и работал. Днем никуда не выходил, кроме столовой. Партийный секретарь Типикин сам интересовался, как идут дела, даже помог достать справочную литературу. Я уже чувствовал свою высокую причастность к большой и продуктивной работе так говорится, «это сладкое слово — ВЛАСТЬ!». А ее мизерность и невразумительность тогда меня еще не удручали.
Нередко окно кабинета Типикина тоже светилось далеко за полночь. В ночные часы (сугубо руководящий прием) я даже заходил к нему поговорить или посоветоваться Получилось так, что мы вроде бы вместе делали одно большое и важное дело. Эта работа действительно доставляла мне удовольствие. Правда, не обошлось и без курьезов Однажды около полуночи Типикин вызвал меня и сказал:
— Мы с тобой сделали большое упущение. Забыли про железнодорожный вокзал. Называется город, а вместо вокзала — барак, конура собачья! Ты уж посиди сегодня ночку, сделай проект вокзала, а утром прямо ко мне.
Пришлось осторожно объяснить, что проект вокзала — дело не такое простое, как может показаться. И не то что за ночь, а даже за неделю не под силу порой целому проектному коллективу специализированного института… Типикин слегка затуманился и отступился.
Для возвращающегося из растерзанной, полуразрушенной Европы, наши земли (куда и близко не докатились боевые действия), казались растерзанными и растоптанными десятью Мамаями — разруха и запустение здесь были похлеще ужасов Второй Мировой!.. Ведь рабочий барачный поселок далеко еще не концлагерь и все равно видеть это мне было невыносимо… Но я хотел, хотел хоть что-нибудь сделать: прибрать, поправить, построить и готов был денно и нощно к любому созидательному труду, но свободному — без угнетения, без постоянного насилия.
К исходу месяца архитектурный проект Парка культуры и отдыха в основе был готов. Его одобрили на заседании горисполкома и даже утвердили. А на следующий день сам первый секретарь повез проект в столицу области — Пермь. А я вернулся в свой барак, чтобы уже с утра отправиться с бригадой на заготовку бревен. Месячный срок командировки закончился.
Но выйти на работу утром мне не пришлось. Было приказано явиться к начальнику строительной конторы Григорию Филимоновичу Пятигорцу. Это была персона особого накала.
В просторном кабинете сидел рослый красивый мужчина лет сорока, с темным мощным кудрявым чубом. Было в его облике что-то ухарское. Чем-то он напоминал не то Григория Мелехова из «Тихого Дона», не то предводителя шайки с берегов Витима или Ангары.
— Сядай, — широким жестом он указал на стул. — Ты что ж это, мил человек, ховаешь свий талант? Мени самому треба гарний художник! А вин, бач, с исполкомом якшается. — Исполкомом он явно брезговал. — С сегодняшнего дня назначаю тебя Художником! — рявкнул он. — Будешь малевать транспаранты, и все такое.
Шли дни. Исполком молчал, и я решил, что мой проект провалили, либо иссяк пыл городского руководства. Но однажды прибежал посыльный. Меня срочно вызывали в горком партии.
В кабинете первого секретаря, помимо хозяина и местного синклита власти, я увидел двоих незнакомых людей. Меня представили им. Они, в свою очередь, назвались: начальник областного управления по делам строительства и архитектуры и начальник инспекции. Мне сообщили об утверждении проекта Парка культуры и о назначении меня исполняющим обязанности главного архитектора города Половинка.
Начальство благополучно укатило, — » оставив кучу всяких бланков, инструкции и недоумений…
И вот тут началось…
С копией приказа о моем назначении я отправился в стройконтору к Пятигорцу. Вручил бумагу секретарше Раечке. Ее тоненькие бровки поползли вверх, а в глазах застыло удивление. Она прочла текст.
— Не уходите, я доложу Григорию Филимоновичу, — вдруг довольно чопорно проговорила она и скрылась.
Пятнгорец был деловым и решительным человеком: для начала он порвал у меня на глазах приказ и бросил его в корзину. Затем тут же продиктовал секретарше свой приказ:
— Назначить его инженером моей стройконторы!
Я понял, что таким, как он, возражать бесполезно и даже вредно. Отправился в исполком к председателю.
Тот, в свою очередь, позеленел и заверил меня, что все будет в полном ажуре, так как приказ о моем назначении утвержден облисполкомом. Пятигорцу придется эту штуку скушать!..
Мне отвели кабинет, поставили телефон. На дверях кабинета появилась табличка с фамилией и указанием часов приема посетителей.
В связи с традиционно острой нехваткой жилья конторе сразу увеличили план строительства общежитий. Было разрешено индивидуальное строительство. Желающим иметь свой дом выдавались ссуды и оказывалась помощь в приобретении стройматериалов.