Шпион, который явился под Рождество

Виктор с Яковом открыли дверь спальни и вышли, предварительно удостоверившись, что коридор пуст. Пистолеты они засунули в карманы курток и махнули Михаилу, показывая, что он с малышом может следовать за ними. Каган с Андреем замыкали шествие — тоже спрятав оружие и заперев за собой дверь.

Как и репетировалось, Каган повесил на дверь табличку «Не беспокоить». В апартаментах по-прежнему бормотал телевизор, и пожилой баритон уверял, что да, он настоящий Санта-Клаус.

Они спустились по закручивающейся лестнице, и ковровая дорожка вывела их к столу администратора, где раньше сидела убитая Михаилом приветливая красавица.

Виктор открыл бронированную дверь, отделявшую особые апартаменты от остальной части отеля. Все вместе, прикрывая спереди и сзади Михаила, несущего на руках младенца, они проследовали мимо лифта к пожарному выходу и по залитой резким светом бетонной лестнице начали выбираться из здания. По дороге тонкие латексные перчатки сменили на уличные.

Малыш похныкивал, и этот звук, отражаясь от бетонных стен, мешался с шарканьем шагов по ступенькам.

— Это Мельхиор. До прибытия минута, — отрапортовал Андрей в микрофон.

Спустившись на три этажа, они вышли в коридор, ведущий на улицу. Его пространство просматривалось с помощью камеры слежения, поэтому шли, не поднимая головы и тесно сомкнув строй, частично заслоняя от обзора Михаила с младенцем, шагающего в центре.

За стеклянной дверью (боковой выход из отеля) мерцали скрытые снежной пеленой уличные фонари, повсюду гуляли укутанные прохожие. Позади ряда припаркованных у тротуара автомобилей притормозил темный микроавтобус.

«Я не смогу», — подумал Каган.

Днем он долго-долго стоял на коленях перед рождественской сценой в ближайшем соборе, уговаривая себя, что кураторы правы на все сто: важно только одно — невинные жизни, которые ему удалось спасти. «Выведите меня, верните домой», — умолял он снова и снова на протяжении трех месяцев в секретных посланиях. Иногда ему удавалось, ускользнув от Андрея, отважиться на телефонный звонок. Но каждый раз находились причины, по которым кураторы не спешили выводить его из операции. Как же, он ведь так удачно внедрился. Кто еще сможет проникнуть в самое сердце русской мафии? Его уход вызовет подозрение, и потом внедрить кого-то другого будет стократ сложнее и опаснее.

«Тогда инсценируйте мою гибель, — предлагал Каган. — Умер и умер, у русских и в мыслях не возникнет, что я был „кротом“».