Шпион, который любил меня

Он подкрутил свои усы, Дирек включил зажигание, поблагодарил полицейского и подмигнул ему, давая понять, что он понял его грязную шутку. Мы наконец тронулись.

Дирек не произнес ни слова, пока мы не свернули у светофора направо. Я думала, что он подбросит меня до станции, но он продолжал ехать по Дотчет роуд. "Фью", - выдохнул он с облегчением. - Ну и вляпались же мы! Думал крышка. Хорошенькое было бы дело, если бы мои родители прочитали об этом в завтрашних газетах. В Оксфорде я бы имел бледный вид!"

- Это было ужасно.

Я произнесла это с таким чувством, что он посмотрел на меня, скосив глаза: "Ну ладно, нелегок путь к истинной любви и так далее". Он был снова легок и беспечен, уже полностью оправился. А когда приду в себя я? "Конечно, ужасно стыдно, - продолжал он, как ни в чем не бывало. - И как назло, как раз в тот момент, когда все было на мази. - Сказал он с еще большим энтузиазмом, стараясь и меня заразить своим настроением. - Вот что, до поезда еще час. Почему бы нам не погулять по берегу реки? Это известное в Виндзоре место, где гуляют все парочки. Совершенно уединенное. Жаль идти на попятный: и время, и прочее у нас есть и ведь теперь мы, главное, уже решились!"

Я подумала, что "прочее" означало "штучку", которую он купил в аптеке. Я была в ужасе и сказала торопливо:

- О, но я не могу, Дирек! Я просто не могу! Ты даже не можешь себе представить, как ужасно я себя чувствую из-за всего, что случилось!

Он быстро взглянул на меня:

- Что ты хочешь сказать этим "ужасно!" Ты чувствуешь себя нездоровой или это что-то другое?

- Нет, совсем не это. Просто все было так ужасно. Так стыдно.

- Ах, это, - в его голосе послышалось презрение. - Но мы же выкрутились, ведь так же? Ну, давай, будь умницей!

Опять! Но мне так хотелось, чтоб он меня успокоил, хотелось почувствовать его руки, обнимающие меня, быть уверенной, что он меня все еще любит, несмотря на то, что все так неудачно для него складывается. У меня начали дрожать ноги при мысли, что мне предстоит еще раз пройти через все это. Я сжала колени руками, чтобы унять дрожь, и тихим голосом произнесла:

- Ну, хорошо...

- Вот и молодчина!

Мы пересекли мост и Дирек съехал на обочину. Он помог мне выбраться из машины, и, обняв за плечи, повел через поле по узенькой тропинке, мимо плавучих домиков, пристроившихся под ивами.

- Жаль, что у нас нет такого домика, - сказал он. - А что если взломать дверь в каком-нибудь из них? Прекрасная двуспальная кровать. Может, и в баре найдется что выпить?

- О, нет, Дирек! Ради бога! И так уже достаточно неприятностей! - Я представила себе громкий голос: "Что здесь происходит? Вы владельцы этой лодки? Ну-ка, выходите, дайте взглянуть на вас!"

Дирек рассмеялся:

- Может, ты и права. Во всяком случае, трава тоже достаточно мягкая. Разве тебя это не возбуждает? Ты увидишь. Это замечательно. Мы будем настоящими любовниками.

- Да, конечно, Дирек. Но ты обещаешь не быть грубым, да? Боюсь, у меня ничего не получится в первый раз.

Дирек еще крепче обнял меня:

- Не волнуйся, я тебя всему научу!

Я почувствовала себя лучше, не такой слабой. Приятно было идти рядом с ним в лунном свете. Но впереди вырисовывалась небольшая рощица, и я в страхе смотрела на нее. Я знала, что это произойдет именно там. Я должна, должна сделать так, чтобы ему было легко и хорошо! Не нужно быть такой дурой! Я не должна реветь!

Тропинка вела через рощицу. Дирек оглянулся.

- Вон туда, - сказал он. Я пойду впереди. Опусти голову.

Мы пробирались, раздвигая ветки. Конечно, появилась небольшая полянка. Тут уже кто-то побывал. Валялись пачка от сигарет и бутылка из-под кока-колы. Листья и мох были примяты. У меня было такое ощущение, что это была постель в публичном доме, на которой побывали сотни, а может и тысячи любовников. Но обратного пути не было. По крайней мере, значит, эта поляна была подходящим местом, раз ею уже пользовалось так много других.

Дирек был полон решимости и нетерпения. Он расстелил свой пиджак, чтобы я села на него, и сразу же его руки стали лихорадочно ощупывать меня. Я пыталась расслабиться, но все мое тело было напряжено, руки и ноги были как деревянные. Мне хотелось, чтоб он что-то сказал, что-нибудь приятное и любовное, но он целеустремленно шел к цели и обращался со мной почти грубо, я была для него словно большая неуклюжая кукла. "Бумажная кукла" так я сама себя определила. Опять "Кляксы". В ушах у меня звучал густой бас Хоппи Джоунза и нежное сопрано - контрапункт Билла Кенни, до такой степени нежное, что сердце разрывается на части. И все это на фоне пульсирующего ритма гитары Чарли Фуквуа. На глазах у меня выступили слезы. О, господи, что же это со мной происходит? Затем неожиданная острая боль, короткий крик, который я с трудом подавила, и он всей тяжестью опустился на меня: грудь вздымалась, а сердце тяжело билось мне в грудь. Я обняла его, и почувствовала, что его рубашка мокра.