Охранника звали Максимом, два года назад его выперли из райотдела внутренних дел за то, что он нанес задержанной женщине, подозреваемой в мошенничестве, тяжкие побои. Сломал нос, пару ребер и голень левой ноги. Проспавшись, протрезвев на утро, Максим не мог вспомнить, как выглядела та баба, и за что он ее бил смертным боем в течение часа. И все бы сошло с рук, но женщина оказалась вовсе не воровкой, а честной гражданкой. Но, главное, у этой чертовой бабы нашлись влиятельные заступники, какие-то шишки в администрации Московской области.
Пришлось написать рапорт, уйти из милиции. Хотя дело пахло судом и реальным сроком, все спустили на тормозах, потому что и у Максима имелись связи и влиятельные друзья. Сейчас он думал о том, что его нынешняя работа куда приятней и, главное, денежнее собачьей милицейской службы. Сегодня суббота, значит, заработок идет в двойном размере.
Максим плеснул в стакан еще глоток водки, с выпивкой главное не перестараться. Селиванов не любит, когда охранники прикладываются к его бутылкам. Максим поднес стакан к губам и тут услышал в коридоре звуки, похожие на пистолетные выстрелы. Почудилось, наверное. Дрова в камине жарко разгорелись и теперь потрескивают, музыка орет. Какие уж тут выстрелы, ясно, почудилось. Он поставил стакан с водкой, встал со стула и шагнул к двери. Надо бы на всякий случай заглянуть в коридор. Из больших высоких динамиков, стоящих с двух сторон камина, летела песня: «Листья жгут, листья жгут, листья прошлогодние…»
Максим остановился посередине зала.
Дверь открылась сама. Какой-то незнакомый мужчина в полосатом халате переступил порог. Человек держал пистолет «ТТ» на уровне плеча. Максим инстинктивно отступил на шаг, полез за пояс, чтобы достать свою пушку, понимая, что шансов у него мало. Не успеет… Незнакомец разогнул руку. Грохнул выстрел.
Максим схватился ладонями за грудь, упал на бок, перевернулся на живот. Встав на карачки, пополз к парной, будто за этой дверью его ждали спасение и вечная жизнь. Кровь сочилась из простреленной груди и тяжелыми густыми каплями падала на ковер. Максим остановился, встал на колени, оттолкнувшись рукой от пола, поднялся на ноги.
Его шатало из стороны в сторону, пол ходил ходуном, как палуба корабля, попавшего в жестокий шторм. Максим стал отступать спиной назад, обхватив ладонями простреленную грудь. Он споткнулся о низкую каминную решетку и спиной полетел в корящий камин, приземлился задом на пылающие березовые поленья, выбил из них багровый сноп искр. Колчин опустил руку и дважды выстрелил в голову охранника.
Максим сидел в горящем камине, уставившись белыми глазами-пуговицами в зашторенное окно. Загорелись рукава пиджака, веселым огоньком принялись брюки, пламя лизало ладони, скрещенные в области паха. Прямые соломенного цвета волосы Максима вспыхнули, как сухая пакля. Из динамиков музыкального центра рвалась лирическая песня: «Листья жгут, листья жгут, листья прошлогодние…»
Остановился возле стола, Колчин взял стакан, не допитый Максимом, не прикасаясь губами к стеклу, влил в себя водку, вытер губы рукавом халата. Стараясь не смотреть в светящееся чрево камина, подошел к музыкальному центру, убавил громкость. По залу плыл неприятный запах пережаренного шашлыка и паленых тряпок.
Колчин рванул на себя дверь парной.
Клубы густого серого пара спрятали за собой единственную лампочку. Пол здесь скользкий и мокрый, пахнет березовым веником, а жара просто сумасшедшая. На лавках и полатях никого нет. Значит, гости перебрались в бассейн. Колчин прошел через парную, открыл вторую дверь, оказался в темном и узком, как пищевод змеи, коридоре. Дошагав до противоположной двери, толкнул ее ногой, дверь распахнулась. Колчин вошел в помещение бассейна.
В этот момент референт Моисеенко взобрался на бортик, желая прыгнуть в воду, а в полете совершить переворот. Голова Селиванова, покачивалась над водой, как надувной мячик. Моисеенко остолбенел, увидев в руке незнакомца пистолет.
– Не надо, – закричал он. – Эй, не надо…
Три выстрела грянули один за другим. Моисеенко вскрикнул и упал в воду. Колчин вытащил из рукоятки пистолета использованную обойму, вставил снаряженную обойму и передернул затвор. Парализованный страхом Селиванов, наблюдавший за происходящим из воды, едва не пошел на дно, пустив пузыри.
Колчин подошел к краю бассейна, поманил Селиванова пальцем.
– Эй, ты. Плыви сюда. Живо.
– Кто? Я? – переспросил Селиванов. – Вы мне? Мне, да?
Он стал озираться вокруг дикими испуганными глазами, будто бассейн просто кишел купальщиками.
– Я? Да?
– Ты, – крикнул Колчин. – Плыви. Или стреляю. Я не промахнусь.
– Хорошо. Как скажете.