— И умирать, я думаю. Живучий, — ответил Ефим. — Снаряжение я подготовил. Стартуем в восемь от лавки Велле. В моей машине — я, ты и Чико. Во второй — Вячеслав Вячеславович, двое москвичей и агент полиции безопасности как наблюдатель. Это их условие… Машина «Экзобанка» присоединится на Пярнуском шоссе… Все ясно? Ночуешь здесь?
— Здесь, — сказал я. — Забери Тургенева. Вызови москвичей к Велле, пусть сторожат они. Это — профессионал. Прока поедет с тобой как конвойный при Чико и дождется москвичей. Потом отошли его сюда, ко мне.
Ефим переложил нелепый «Стечкин» из кобуры на подвязке под блейзером в боковой карман кожаного пальто. Прока пристегнул наручниками руку Рума, одетого во что удалось ему собрать у Ге-Пе, к своей левой. В правой держал финскую пушку. Где он только добывал патроны-то к ней?
— С Богом, — попрощался я с ними на крыльце виллы. И невольно усмехнулся в темноте, когда Марика, кивнув, вывела «Опель» со двора. Шлайны, отчего не сказать и так, переживали медовый месяц.
Братвы в пределах видимости не наблюдалось. Ге-Пе проводил сходку?
Вернувшись в дом, я набрал на деревянном, под старину, телефонном аппарате, стоявшем на камине, номер Марины. Она ответила сразу:
— Слава богу… Все?
— На выезде с гоночной трассы к яхт-клубу через двадцать минут, сказал я, повесил трубку, вырубил подсветку аквариума и отправился выпрашивать у Ге-Пе подходящую одежку и для себя. На мне все ещё болталось подобие халата, переделанного из спального мешка на меху, а на ногах хлобыстали резиновые опорки, пожалованные на катере из милости сердобольным евроистопником Линьком Рэем.
Глава девятнадцатая
Казнь на рассвете
Сказав Марине про двадцать минут и положив телефонную трубку, я спохватился. Забыл про рану. И за полчаса не доковыляю к месту…
В холле Ге-Пе понуро висел локтями на кромке аквариума. Окунув в подсвеченную воду руки, казавшиеся от этого сломанными, он пинцетом отдирал от катера с заложниками второго кукленка, то есть меня. Выслушав просьбу насчет экипировки, понимающе кивнул. К шерстяному исподнему, вязаным носкам, джинсам, армейскому свитеру с налокотниками, высоким ботинкам и куртке-пилоту на сером меху Ге-Пе, порывшись в платяном шкафу размером с контейнер, прибавил трость с мельхиоровым набалдашником.
— Для закрепления возникшей дружбы, — выспренно провозгласил пьяный толстяк и, подняв с пола и помахав початой бутылкой бренди, приложился к горлышку. — Слово-то данное держи!
— Ты меня коррумпировал, — ответил я, примеряясь к трости. — Откуда вещичка?
— Не краденая, — соврал Ге-Пе.
И мы оба засмеялись.
В прихожей я вытянул из кармана его дубленки на вешалке кожаные перчатки.
Полчаса я тащился вдоль глухих заборов, ориентируясь в темноте по разделительной полосе на шоссе, к выезду на основную магистраль в Пирита. Оглядывался и прислушивался в надежде на такси или сердобольного водителя, но не прошло ни одной машины. «Раймон Вэйл» показывали четверть после полуночи.
У знака «основная дорога» автомобильные фары, дважды мигнув дальним светом, дважды положили мою трехногую тень на ели и асфальт. Чтобы не слепили, я, не оборачиваясь, махнул рукой: подъезжайте. Когда машина поравнялась со мной, изнутри открыли переднюю дверь. Я сел, «девятка» набрала скорость.
— Поговорим откровенно, — сказал по-русски с сильным акцентом человек с заднего сиденья за моей спиной. — Мне нужны гарантии, что через двадцать четыре часа в этой стране не останется никого их тех, кто варит этот отвратительный суп. А именно и прежде всего — вас, господин Шемякин, или как вас ещё величать, затем генерала Бахметьева, некоего Чико Тургенева, а также Вячеслава по прозвищу Калининградский. Обещаете?
Полуобернувшись, я разглядел, что этот третий, присоединившийся к носителям белесых бакенбард, грузен, бородат, в старомодных, с огромными стеклами, очках. Борода и очки могли быть и естественным, и суррогатным камуфляжем.
— В части, касающейся меня, — ответил я, — могу. А если нет, то что?
— Со вчерашнего дня, — сказал третий, — в ящике моего рабочего стола лежит постановление о вашем аресте, господин Шемякин. Несколько убийств, разбойное нападение, шпионаж, участие в поджоге, переход государственной границы под чужим именем… Достаточно поводов, чтобы прокуратуре задуматься о необходимости защитить от вас конституционный порядок?
— Достаточно. Я не спрашиваю о ваших полномочиях. Но, как бы это сказать поделикатнее… У меня, знаете ли, вызывают сомнения мои собственные полномочия. Подобными согласованиями в этой стране, мне кажется, занимается исключительно господин Дубровин, не так ли?
— Так, — сказал бородатый очкарик.
— Тогда отчего разговор со мной?
— Контакт с Дубровиным утрачен.
— Что значит — утрачен?
— Это значит, что его больше нет… Приехали.