— Я встречался с генеральным секретарем, — сказал он Виталию. Мелькнула мысль: «Любопытно, как в последующие годы станет вспоминать об этой минуте племянник?» Но встретить его взгляд Порученец боялся: ему не выдержать разочарования, которое несомненно появится в глазах юноши. — Он решил… — Порученец замолк, взгляд его устремился вдаль. — Я вот что хочу сказать: он по горло сыт дискуссиями, борьбой, предательством. — На лице Порученца лежала маска безразличия и холодности, но в голосе звучала боль. — Он хочет покинуть страну.
Приглашение на чай к Анастасии было пустым предлогом, так же как приглашение на чашечку кофе в Заполярье. Ясное дело, она окажется в постели. Так что Маркус охотно составил ей компанию в этот вечер.
— Полезно для здоровья, — провозгласила она. — Кровь разгоняет в жилах. Мне сейчас это очень нужно.
Потом они еще долго лежали молча. В квартире было жарко, окна не открывались: заело раму.
— Зато я уже готова к зиме, — сказала Анастасия. — В России к зиме всегда готовы. Увы, ни к чему больше.
Из соседней квартиры донесся оглушительный грохот. Что-то упало на пол.
— Это Петр, — объяснила она. — Вечно роняет картины. Сам понимаешь, художник.
Маркус фыркнул.
— Тут у вас все художники.
Она даже не улыбнулась, и он понял, что у нее испортилось настроение.
— Не хочешь разговаривать?
— О чем говорить, Маркус?
— Но ты же знаешь, что происходит.
— Что ж, может, я и не прихожу в восторг от последних событий. Может, все наши усилия пошли насмарку, и мне не хочется говорить об этом…
— А я ничем не могу помочь?
— Интересно, чем? Напишешь статью в свою дурацкую газету? Что это даст? Ну, получишь вознаграждение на Рождество да начальство поблагодарит за усердие.
— Другие страны могут помочь, оказав давление на кого следует.
Анастасия засмеялась.
— Ты опоздал, Маркус. События развиваются слишком быстро. Россия больше не нуждается в других странах. Двери захлопываются наглухо, окна закрываются ставнями. Ты что, не видишь, что происходит? Будущее нашей страны должно решится буквально в ближайшие дни. Демонстрация на улице Горького — только начало. Смерть всерьез готова взяться за работу…
— О чем ты говоришь? Объяснись.
— О чем говорю? Объясню, Маркус. Я говорю о том, что радикалы в отместку за погибших на демонстрации намерены нанести ответный удар и приговорили кое-кого к смерти. Сегодня был убит первый из списка.
— С ума сошли? — Маркус отвернулся к окну. — Кого еще должны убить?
— В списке нет сколько-нибудь важных лиц.
— Но ты сказала, они намерены…
— Я сказала «нанести ответный удар»… Был убит учитель. Он обучал английскому сына генерального секретаря. Эта смерть, — спокойно добавила Анастасия, — должна послужить сигналом к дальнейшим действиям.
— И ты поддерживаешь радикалов?
— Что ты понимаешь под словом «поддерживаешь»? Как по-твоему, мы должны идти вперед или нет? Оправдывает ли намеченная цель любые средства? Посмотрим…
— Убивая людей?
— А что еще нам осталось? — Она стукнула кулаком по кровати. — По-твоему, мы должны позволить им засадить нас обратно в клетку и задвинуть засовы? Кто ты такой, чтобы нас судить?
Маркус встал с постели, оделся.
— Неужели ты так бесчувственна? Значит, если хочешь, можно убить…
— Послушай, дружок, — ее голое был спокоен и тих, но то было затишье перед грозой. — Из-за этой страны, из-за ее народа я пролила довольно слез. Все, хватит. По правде сказать, я разучилась плакать.
20
Он летел из Москвы на север. Ни особого умения, ни выдумки от него не требовалось; рядовой полет, высоко над облаками — в синем-синем небе.
От Вологды самолет повели архангельские диспетчеры, и он говорил все время, твердя до хрипоты о координатах и радиочастотах — так обеспечивался двойной контроль полета.
Потому что сегодня, сейчас, Виталий особенно остро ощущал потребность в дополнительных мерах осторожности. Иначе думы уводили его далеко прочь, он снова и снова повторял про себя слова дяди, и всякий раз сказанное им казалось все более невероятным.
«Спарка» летела вдоль восточной оконечности Кольского полуострова, широкой дугой уходя от закатного солнца в сторону гигантского клина Новой Земли. Дорога в никуда — через хляби небесные над Россией.
Виталий знал, что с земли тщательно контролируют его полет; свои его не оставят. Но и Америка тоже следит за ним из космоса и с земли, с радиолокационных и наблюдательных станций. Для них он был только помеченная идентификатором точка на оранжевом экране, только один из десятка тысяч летательных аппаратов в воздушном пространстве Советского Союза. В голове не укладывалось, что от этих «ушей» и «глаз» нигде не укрыться. Даже на краю мира тебя, если понадобится, найдут, найдут — и уничтожат.