Шпион, пришедший с холода

Лиз смотрела на письмо, полученное из партийного Центра, и гадала, как такое могло получиться. Она была слегка удивлена. И польщена тоже. Но только почему они прежде не поговорили с ней? Выдвинул ли ее кандидатуру районный комитет компартии или же в Центре сами сделали выбор? Однако, насколько ей было известно, никто в Центре ничего о ней толком не знал. Нет, она, конечно, встречалась иногда с его представителями, даже пожала однажды руку самому секретарю, который приезжал на их региональный съезд, но и все. Возможно, ее запомнил тот мужчина из отдела культурных связей – светловолосый, слегка женоподобный, он был так с ней обходителен, – по фамилии Эйш. Он проявил к ней живой интерес, а потом, вероятно, вспомнил и назвал ее как возможного кандидата, когда возникла идея поездки. Это был странный человек. Да уж. Пригласил после заседания съезда в «Блэк-энд-уайт» на чашку кофе и выспрашивал ее почему-то главным образом о молодых людях. При этом он сам не делал никаких амурных пассов – ничего подобного. Она, честно говоря, даже подумала, что он голубой. Зато он задал множество вопросов о ней самой. Как давно она стала членом партии, не скучала ли по дому, живя вдалеке от родителей? Было ли у нее множество ухажеров или существовал тот единственный, которому она подарила свое сердце? На нее он не произвел особого впечатления, но разговор с ним получился поучительным: он рассказывал о государстве трудящихся, Германской Демократической Республике, о концепции пролетарского поэта и о разном другом. Он много знал о странах Восточной Европы. По всей видимости, не раз бывал там. Ей еще подумалось, что он – школьный учитель, поскольку говорил тоном наставника и демонстрировал привычки, свойственные педагогам. Потом, когда начали сбор средств в «Фонд борьбы», Эйш пожертвовал целый фунт, чем немало поразил ее. Да, это он, теперь Лиз была уверена: именно Эйш вспомнил о ней. Он рекомендовал ее кому-то в лондонском партийном комитете, а Лондон передал ее имя в Центр – скорее всего произошло нечто подобное. Все равно, конечно, необычный способ принимать подобные решения, но в партии всегда любили конспирацию – она считала, что так всегда происходит в революционных партиях. Лиз не слишком нравилась атмосфера секретности, потому что в ней ей мерещилось что-то не до конца честное. Но с этим приходилось мириться как с необходимостью, и, бог свидетель, она знала многих, кто даже получал от этого удовольствие.

Она еще раз перечитала письмо на бланке центрального комитета с красной шапкой вверху, начинавшееся со слов «Дорогой товарищ!». В таком обращении Лиз слышалось что-то военное, она его не любила и никак не могла привыкнуть, что она тоже «товарищ».