Шпион с пеленок: детство (СИ)

Ему хватало других мыслей и дел в разваливающейся семье, куда отец возвращался в основном ради детей, в первую очередь — ради дочери. Крошка Эбби развивалась быстро и уже начала ходить, что-то лепетала, вызывая улыбки родителей и озабоченность брата. Он хорошо понимал, что уже скоро у него времени останется еще меньше… Девочка была очень эмоциональной, от любой мелочи могла заплакать, но, к счастью, успокаивалась тоже быстро: порой между плачем и смехом интервал был всего в несколько секунд.

Между родителями же отношения разладились окончательно. Однажды вечером Эйлин быстрее, чем обычно, освободилась от детишек, которых она обучала, и решила сама сходить к Кэтрин забрать дочь. Увидела она мирно играющую в одиночестве Эбби, а в соседней комнате — няню и своего супруга в совершенно недвусмысленной позе. Благо, Северус ожидал этого и вовремя успел поработать с матерью: скандала удалось избежать. Зато пришлось дирижировать долгим и неприятным разговором, в котором все стороны были заинтересованы, но никто не желал ни в чем уступать.

Втолковать Эйлин, что это только плюс — переключение интереса нелюбимого мужа на другую, унять истерику няни Кэти (вопившую в лучших традициях советского кинематографа «не виноватая я, он сам пришел!»), привести в чувство и влить хоть какую-то адекватность в папаню, тупо талдычащего что-то вроде «Это не то, о чем ты подумала, это все случайно!», вывести их всех наконец на спокойный разговор — было непросто!

В итоге Тобиас согласился с полной отставкой от роли «муж» и отказом от всех связанных с этим претензий (вроде одежды и еды), но обязался остаться нормальным отцом. Мать получала свободу от него и, соответственно, уменьшение забот. Няня же поклялась заботиться об Абигайл, как о собственном ребенке, взамен получив желаемого мужчину и весь комплект связанных с этим дел.

Когда взрослые вернулись домой, Северус был практически в отключке от усталости. Увидев любимого сына в полуобморочном состоянии, Эйлин мгновенно переключилась на него, обнимая и успокаивая, унесла в его комнатку в мансарде. Тобиасу же ничего другого не оставалось, как уложить спать дочь. Взрослые встретились на кухне, одновременно произнеся:

— Спит…

Собственно, это и было концом конфликта. Хотя потом не раз, вспоминая об этом вечере, каждый из них удивлялся поведению другого, да и своему собственному… считая это все же поводом для гордости.

Все случилось совершенно неожиданно, как и в прошлый раз. К сожалению, в субботний вечер: все были дома. Но ощущения были в этот раз абсолютно новыми: Северус почувствовал, как его начало потряхивать, а по телу пошли странные жгучие волны, жаркие и в то же время покалывающие изнутри словно бы иголочками льда.

Он успел выбежать из гостиной, где читал отец, но до прихожей не добежал. Волны вздымались все выше, он старался хоть как-то их сглаживать, сдерживать, но как только ему показалось, что это вроде бы удается, его словно разорвало изнутри…

На кухне, напротив которой все и произошло, вынесло окно. Картина была до ужаса похожей: такая же тлеющая занавеска, разломанные стулья, обгорелый стол, от скатерти на котором вообще ничего не осталось. Северус потянулся было к родителям, бегущим к нему, — и понял, что больше не чувствует их. Он не мог больше… да ничего не мог.

Дар исчез.

А дальше все пошло точно так, как было когда-то: взбешенный отец и кричащая мать, как будто они снова все выпали в ту, прошлую жизнь.

Но тут во всю силу зарыдала Эбби, оказавшаяся за разломанным стулом сбоку от стола. Родители замерли. Увидев на лбу девочки здоровую шишку, Северус похолодел, поняв, как опасно это было для сестры. Увидела это и мать. Охнула, посмотрела на сына… И впервые в жизни дала ему подзатыльник, так что у того брызнули слезы из глаз, он не удержался и сел на пол.

«Это не дежавю. Это катастрофа»,— подумал Северус. Ему казалось, что это конец.

Но вот он встретился взглядом с сестрой, и та моментально замолчала и встала, держась за руку отца. Тобиас замер. Ему хотелось прибить ко всем чертям этого мерзкого мальчишку-мага, но он не мог не поддержать любимую дочку.

А его красавица, сияя шишкой, сердито сдвинув тоненькие бровки и сжав крошечные кулачки, шла прямо на изумленную мать с таким сердитым выражением личика…

— Вявявя! — серьезно произнесла кроха. И снова повторила: — Вявявя!

И погрозила Эйлин пальчиком, окончательно введя родителей в глубокий ступор.

У Северуса до боли свело горло… Эта кроха, которую он только что чуть не убил, заступалась за него! Казалось, сердце сейчас разорвется от боли и вины. Мальчик с трудом смог вдохнуть и… разрыдался, ложась прямо на пол к ногам сестрички. А малышка, недолго думая, шлепнулась рядом и начала что-то лепетать, перебирая его волосы.

Первым пришел в себя Тобиас. Взглянул на детей, обвел взглядом разрушенную кухню, тяжело вздохнул, развел руками и… вышел прочь.

Эйлин встала на колени рядом с детьми и обняла их. Ей предстоял долгий серьезный разговор с сыном, раз он все-таки маг. И, судя по всему, очень сильный маг.