– Да разве ж то драка? – тщательно облизав ложку, засмеялся он. – Два ребра всего-то и сломали, вот прошлолетось так уж была драка – цельное побоище!
– Ватажники драку затеяли? – с пониманием дела спросил Иван. Мужик кивнул, и Раничев, обернувшись, щелкнул пальцами: – Гарсон! Тьфу ты… Половой… Иль как, блин, тебя там…
– Что господину угодно? – тут же подскочил запыхавшийся мальчишка в синем довольно-таки чистом полукафтанце.
– Вина подай. – Иван сунул парню деньгу. – На все! Угощаю.
– Вот благодарствуем! – оживились мужички. – Чай, праздник у тебя какой?
– Именины… Ну, братва, подставляй кружки!
Пропьянствовав полночи с приказчиками, Раничев таки вызнал все, что ему было нужно. И в самом деле, не далее как позавчера, по окончании ярмарки, возникла небольшая потасовка, как сказал рябой Онисим – «возня малая», между кем-то из местных и скоморохами. Из-за чего разгорелся сыр-бор, приказчики не помнили, а может, и вовсе не знали, видели только, как двое скоморохов, намяв бока местному мужику, раскачав, кинули того в сугроб. Полежав немного, мужик кликнул своих – и теперь уж плохо пришлось скоморохам. Те, конечно, не стали дожидаться расплаты, попытались удрать, да не успели, не повезло ребятам. По указу старосты рядка, Амвросия, как в один голос утверждали приказчики – «человечища напрочь подлого», скоморохи – их и было-то всего двое – были схвачены молодшей дружиной, присланной по указанию князя Олега Ивановича для поддержания порядка во время ярмарки. С тех пор и сидели пойманные скоморохи, запертые в одном из амбаров, ждали приезда судьи. Ну много им не грозило. Власть не ругали, церковь не трогали – всего-то подрались, эко! Два ребра – штрафом отделаются либо батожьем. Интересно, кто именем князя судить приедет? Может, Авраамку пошлют? В этакую-то дыру – вполне могут. Хотя, конечно, не дорос еще до такого писец. Рановато ему в судьи.
Поговорив еще немного с клевавшими носами приказчиками, выхлеставшими на халяву два кувшина вина, Раничев утомленно опустил потяжелевшую голову. Усмехнулся себе – а не пора бы и спать, Иван Петрович? А то ужретесь еще тут, как свинья. Утром-то на скоморохов бы поглядеть, Онисим сказал, уже завтра кто-то от князя приедет. Ну посмотрим, утро вечера мудренее.
Немного пошатываясь не столько от выпитого, сколько от накатившей усталости, Иван отправился в верхнюю горницу, спать. Некоторые из его собутыльников уже давно похрапывали на лавках, а кое-кто – и под столом.
Утром так же морозило, даже, пожалуй, и сильнее, и холодное солнце скрывалось за серовато-желтой мглою. Выйдя на улицу, Раничев поежился: бедняги скоморохи – каково им-то в амбаре? Народу на главной площади рядка уже собралось изрядно – вставали рано. Большинство уже отстояли заутреню в церквушке и сейчас презрительно косились на тех, кто на службе не был, дескать – язычники поганые. Небольшого росточка попик или дьякон, в накинутой поверх рясы шубе, в черной тряпичной скуфеечке на голове – это несмотря на мороз-то! – взобравшись на высокое крыльцо крайней избы, пристально смотрел на исчезавшую за холмом дорогу. С ним рядом стоял противного вида толстый губастый мужик с широким, каким-то сальным лицом и узкой бородкой, видимо – староста рядка Амвросий, о котором Иван уже слышал немало нехороших слов, и, надо сказать, внешность старосты вполне соответствовала услышанному. У крыльца полукольцом расположились десять конных дружинников в простеганных тегилеях и высоких шапках, с саблями и короткими копьями-сулицами. Один из воинов, видимо, старший – десятник, – был одет побогаче других: в блестящий пластинчатый колонтарь поверх теплого подкольчужника. С плеч десятника ниспадал длинный, подбитый бобром плащ. Около дружинников крутился худющий длинноволосый пацан в подряснике и коротком тулупе – церковный служка. Шмыгая от холода носом и не зная, куда деть красные замерзшие руки, он, пытаясь согреться, принялся бегать вдоль крыльца, покуда священник, изловчившись, не ухватил его за ухо кривыми неожиданно крепкими пальцами:
– А ну-кось, Ананий, на березину заберись-ка с проворством!
– Сполню, отче!
Отпущенный отрок поплевал на руки и быстро полез на высокую раскидистую березу, росшую рядом с крыльцом. Забравшись, помахал рукою.
Староста Амвросий поднял голову:
– Ну, я чаю, видать лесок-то?
– Видать, господине. – Ананий вгляделся в даль и вдруг громко закричал: – Едут! Едут!
Собравшиеся оживились. Не прошло и получаса, как из-за холма показался крытый рогожкой возок, запряженный парой гнедых, за возком скакал с десяток воинов с копьями и круглыми червлеными щитами – охрана.
Спустившись с крыльца, староста и священник, приняв радостно-искательный, соответствовавший приезду высокого гостя вид, поспешно пошли навстречу. Толпа – смерды, приказчики, служки – расступилась. Из-за поворота вылетели гнедые, возница – веселый чернобородый мужик – лихо затормозил, потянув вожжи, и полозья пролетевшего боком возка обдали встречающих мелкой снежной пылью.
– Инда, леший! – замахнулся на возницу вылезший из возка чиновник. – Едва ведь не опрокинул, пес!