Шпион вышел вон

Сиди сиди примат ебанный, – говорит он.

Вся моя жизнь сломал, – говорит он.

Курица украл, – говорит он.

Хуила волосатая, – говорит он.

Оскал обезьяны. Взвизг осколка. Старик, не обращая внимания, наклоняется над котелком, смотрит. Крупно – пара картофелин на дне. На кипящую воду падает тень. Старик поднимает голову, и видит перед собой отца Григория с автоматом. Смотрит на священника, моргая.

Клетка, – говорит отец Григорий.

Старик-армянин смотрит, не понимая.

Проще застрелить, чем объяснить, – говорит отец Григорий.

Вай ара, что я тебе такой сде… – говорит старик.

Падает лицом в бурлящий котелок, на лопатках расползается красное пятно. Сучит ногами несколько секунд, потом затихает. Обезьяна смотрит внимательно на священника. Они оба в черном, но отец Григорий, безусловно, более продвинулся по лестнице эволюции. Поэтому молчание нарушает первым именно он.

Вот так, горилла, – говорит он.

Сдвигает клетку, опрокинув ее набок – шимпанзе негодующе верещит, стучит по решетке – и разбрасывает ветки на месте небольшой ямки. Торжествующе поднимает чемодан. Потом, недоуменно глядя в небо, падает, половина головы снесена выстрелом…

Мы видим, что за ним стоит отец Николай.

Общий план цирка. На его фоне фигурка человека, двух трупов, и перевернутой клетки с шимпанзе выглядят такими, какие они есть в самом деле. Ничтожно малыми.

Колонны беженцев, взрывы, дым.

Никто не обращает на происходящее у цирка внимание.

Снова отец Николай. У него в руках автомат и чемодан с деньгами. Уходит было… потом вдруг резко останавливается. Стреляет в замок клетки. Тот падает, сломанный. Отец Николай бросает в шимпанзе айфон, животное радостно, – как хипстер, прождавший ночь на открытии магазина с новыми моделями, – хватает устройство, удовлетворенно ухает.

Спина отца Николая.

Несколько долларовых купюр из чемодана, их кружит ветер, словно метафора быстротечности бытия они порхают над трупами, а потом, унесенные ударной волной взрыва поблизости, поднимаются в небо, как птицы.

Мы жадно провожаем их взглядом (ну и на хер они вам во время конца света, идиоты – прим. В. Л.).

Камера опускается, мы видим, что отец Николай уже растворился в толпе. Мы видим людей издалека… Потом мы видим, что среди них снует шимпанзе. Обезьяна оживлена, ухает, показывает айфон. Беженцы обходят животное, не обращая на него внимания. Айфон тренькает. Шимпанзе говорит:

У-у, – говорит он.

Коля, так что? – раздраженно говорит голос собеседника отца Николая.

У-у, – говорит шимпанзе.

Еб твою мать ты чего так блядь язык в жопу сунул? – говорит голос.

У-у, – говорит шимпанзе.

Нажимает что-то случайно, тренькает фотоаппарат в айфоне, мы видим снимок, который отправляется по айфону товарищу старшему патриарху.

Это яйца шимпанзе.

… – страшно молчит собеседник отца Николая.

Может ты не в курсе, – говорит голос.

Но в тренде бритьё, Коля, – говорит, наконец, он.

Коля, еще час, – говорит голос сухо.

Время на айфоне. 16.00

Снова картинка. Солнце заходит над Кишиневом, но светло, как в разгар дня – город уже горит, почти весь. Беженцев почти нет, улицы пустые, только мародеры, трупы, все стекла разбиты, кучи мусора, дерьма…

В общем, Кишинев выглядит почти как всегда.

Мы видим обезьяну на центральной улице. Она сидит за столиков террасы МакДональдса. У нее на голове красная кепка, она одета в куртку с надписью. «Версаче» на румынском языке, и вся увешана золотыми цепочками, снятыми, по всей видимости, с убитых. В общем, шимпанзе выглядит как обычный посетитель кишиневского «МакДональдс».

Панорама террасы.

Пустые столы, опрокинутые пепельницы, мертвая уборщица, раскинув руки, лежит на полу, в углу чья-то нога, стулья… Рекламные проспекты… Снова обезьяна. Шимпанзе, почесав подмышку, оглядывается. Пробует айфон на вкус. Задирает голову, мы видим его морду сверху.

Белки, ноздри, крупно – зубы, глаза.

Мы видим в них отражение наконечника управляемой ракеты.

Темнота.

Потом справа возникает узкая полоска света. Она становится шире и мы видим, что это дверь открывается в квартиру. На нас бросается Зоя, разворот камеры, мы видим что девушка на шее у отца Николая. Снимает с него рясу, помогает добраться до дивана. Говорит:

Слава Богу Любимый, – говорит она.

Бросает чемодан с деньгами на чемодан, который священник оставил раньше.

Тихо ты, – морщась, говорит отец Николай.

Там артефакт какой-то, – говорит он.

Может Грааль какой… может код блядь да винчи, – говорит он.

А то и книга священная, – говорит он.

Но, может, тоже бабло, – говорит он.

Отдохну, замки сломаем, – говорит он.

Сутки тут отлежимся… город один хуй пустой… – говорит он.

Потом вниз по Днестру пойдем, в плавни, – говорит он.

Пока я там блядь шатался по заданию товарища старшего патриарха, – говорит он.

Третья мировая началась, – говорит он.

Новый каменный век настает, молодая, – говорит он.

Тем и спасемся, молодая, – говорит он.

Сейчас нас хуй найдут, – говорит он.

Не до на.., – говорит он, засыпая.

Окна-то зашто…, – говорит он, засыпая.

Да Любимый, – говорит Зоя.