Шпионами не рождаются

Я близко познакомился с Борисом Буряце в 1977 году в Мисхоре, когда по заданию посла выезжал на два дня в Крым. Раньше мы нередко встречались на «бирже» в Столешниковом переулке, но представлены друг другу не были.

Общаясь с постоянными клиентами «биржи», я, как правило, представлялся жителем Ташкента, и мое «среднеазиатское» происхождение ни у кого не вызывало сомнений, так как по-русски я говорю с акцентом, присущим выходцам из указанного региона. Но там, в Мисхоре, я почувствовал, что Борису должен открыть свой реальный статус и свое имя. Почему? Чтобы установить с ним более тесные деловые отношения, так как его я всегда считал одним из основных игроков или, скорее, законодателей цен на «бирже».

Борис оценил мою откровенность, и во время общения со мной всегда старался отвечать тем же.

В кругах деловых людей, которые занимаются операциями с валютой и драгоценностями, Буряце известен под кличкой «Борис Бриллиантович». Думаю, что основанием для этого послужила его страсть к драгоценным камням вообще и к «брюликам» в частности. Не исключено, что «Бриллиантовичем» его называют еще и потому, что дела, которые он проворачивает с «камушками», поражают воображение.

Он постоянно носит золотой перстень с бриллиантом в четыре карата, на шее у него — толстая крученая золотая цепь с огромным крестом из платины, который украшен бриллиантом в шесть карат. Он не расставался с этими украшениями и, даже купаясь в море, никогда их не снимал.

Я спросил Бориса, как это он не боится появляться на людях, таская на себе целое состояние. Он засмеялся и указал на приближающуюся к пляжу белую «Волгу».

— Вон, видишь, — сказал он, — катит моя мадам. Она везет мне обед, смену белья, а заодно — смену охранников. Эти, — Борис указал на сидевших поблизости двух громил, которые, в отличие от нас, несмотря на испепеляющее солнце, не снимали рубашек, под которыми бугрились пистолетами кобуры — мне надоели!

Когда подъехала «Волга», я был ошеломлен, увидев, как из нее вышла… Галина Брежнева, которую Буряце за глаза назвал «мадам». Я встречал ее у нас в посольстве на дипломатических приемах и поэтому хорошо знаю в лицо.

Я догадался, что в роли телохранителей, на которых указывал Борис, выступают сотрудники правительственной охраны, приставленные к дочери вашего Генерального секретаря, но я никак не мог понять, что может быть общего между нею, дочерью первого лица великой страны, и спекулянтом «брюликами», каким я знал Буряце.

Возможно, мои размышления отразились на моем лице, потому что Борис поспешил объяснить, что Галина безумно влюблена в него.

— А вообще, — сказал он, — моя мадам — женщина с «заскоками», тем более у нее начался климакс, ведь она на пятнадцать лет старше меня, ей уже почти пятьдесят и она уже стала бабушкой.

— Ну так брось ее, какие проблемы? — сказал я. — Ты же молод, красив, с твоими деньгами, твоей внешностью и умом любая понравившаяся тебе женщина почтет за счастье быть твоей подругой!

Подумав, Борис ответил:

— Видишь эту штуку? — Он сжал рукой висящий на груди платиновый крест. — Это — моя мадам. Тяжело таскать на шее такую дорогую вещицу, но зато прибыльно и престижно… Где бы я ни появлялся с этим крестом, все почтительно расступаются и места, предназначенные для избранных, достаются в первую очередь мне!

На Западе, Курусу-сан, говорят: «Если вы видите, что ваш банкир выпрыгивает из окна десятого этажа, бросайтесь за ним — это прибыльно».

Я руководствуюсь той же логикой. Поэтому, несмотря на все причуды и истерики мадам, я готов пойти за ней в огонь и в воду — куда угодно ей…

Кстати, вот это, — Борис вновь дотронулся до болтающегося у него на груди креста, — я приобрел по настоянию и с помощью мадам. Она толк в таких вещах знает и собирает их…

Знаешь, какая у нее богатая коллекция «брюликов»! Я пристрастился к ним под ее влиянием… Я вообще многим ей обязан. Она меня ввела в такое общество, в которое ни за какие деньги не попадешь: писатели, заместители министров, торговые тузы…

Но все же я очень устал от нее. Ладно бы только ее причуды и скандалы, которые она мне ежечасно устраивает! С ними еще можно мириться… Хуже другое — ведь мне приходится ложиться с ней в постель, ну, ты понимаешь…

Так вот, самое ужасное в том, что когда я по ее просьбе начинаю обнимать и целовать ее в губы, а целоваться взасос она ох как любит! — мне постоянно кажется, что я целую Леонида Ильича… Моя мадам, старея, внешне все больше походит на своего отца…

Да ты и сам это сейчас увидишь, вот она, уже подходит… Ты только присмотрись повнимательнее! У нее же очень грубые, крупные мужские черты лица… А тут еще с возрастом у нее усы стали расти… Недавно я по телевизору увидел, как Брежнев лобызался с Эрихом Хонеккером, ну, ты знаешь, гэдээровский генсек, так меня чуть не стошнило на стол…

Хорошо, что успел до ванной добежать, а то бы опозорился перед гостями…

Короче, когда мне приходится целовать ее в губы, я стараюсь закрывать глаза…

Ты знаешь, мне часто снится один и тот же сон.