Шпионаж по-советски. Объекты и агенты советской разведки

Советские руководители исходили из предположения, что Германия, после жестоких поражений, находится в состоянии хаоса и тайный агент с любыми документами сможет работать и выжить. Это было абсолютно неправильное представление, но советская разведка стала уделять гораздо меньше внимания экипировке агентов – документам, униформе и прочим деталям, чем до этого. Операция приняла характер «массового мероприятия» в советском стиле.

Оказавшись на германской почве, агент начинал сомневаться, стоит ли советское дело того ужасного риска, которому он себя подвергает. И на самом деле большинство немецких военнопленных, сброшенных на парашютах в течение 1944–1945 годов, тут же сдавались немецким властям прежде, чем кто-то из их коллег смог бы донести на них. Советская разведка прекрасно понимала это, но надеялась на то, что хотя бы один из сотни парашютистов окажется полезным, сумев преодолеть все опасности и препятствия.

Город Пенемюнде привлекал особое внимание как советской разведки, так и спецслужб союзников. Этот небольшой город на Балтийском море был выбран германским правительством для экспериментов в области ракетной техники и других новых вооружений. Примерно в середине 1944 года советские самолеты начали сбрасывать с парашютами вблизи Пенемюнде большое число агентов, набранных среди немецких военнопленных. Снабженные коротковолновыми рациями, германскими деньгами и фальшивыми документами, они получали команду раз в неделю сообщать о том, что им удалось разузнать. Они не подчинялись этим инструкциям, а некоторые из них начали под руководством гестапо радиоигру с Москвой. Чтобы ввести ее в заблуждение, их сообщения часто заканчивались требованием денег. Единственным агентом из всей многочисленной пенемюндской группы, который посылал в Москву подлинные сообщения, был лейтенант Брандт. Ему удалось переслать шесть или семь донесений, а потом радиослужба немцев засекла его, он был арестован и казнен.

Одним из советских агентов, завербованных из числа военнопленных, был Генрих Мельхиор. Ниже приведена часть его показаний:

«В октябре 1944 года, через шесть месяцев после того, как я был взят в плен, русский начальник лагеря спросил, готов ли я бороться против нацизма. Мне пришлось согласиться, потому что лагерная система делала отказ невозможным. Кроме того, появился шанс выжить в этом рискованном деле, вместо того чтобы заживо сгнить.

Меня отвезли в маленький польский город недалеко от линии фронта, где я встретил двадцать шесть немецких пленных, которые попали в ту же ситуацию. Нам было запрещено обсуждать нашу задачу, но на Рождество для нас была устроена небольшая вечеринка, и я сказал небольшую речь. После этого, когда пришло время формировать группы из двух человек, многие из моих товарищей захотели присоединиться ко мне или дать мне свои адреса в Германии, настолько я смог завоевать их доверие.

Моим напарником оказался фельдфебель, который теперь должен стать радистом в нашей маленькой команде. На самом деле нас совсем ничему не обучали. Как-то раз меня попросили изложить свой план по обеспечению собственной безопасности, но, когда я высказал свои предложения, они не согласились ни с одним из них. Вместо этого нам сказали: «Хаос в Германии сегодня сопоставим с тем, который царил в России в 1941 году, и вы можете свободно перемещаться по стране и в безопасности добраться до любого места».

Потом мне дали старую и потрепанную немецкую униформу и документы, но солдатская книжка и другие бумаги были на разные имена. В мое снаряжение входили: немецкая форменная одежда, русские сапоги, немецкая кобура с русским револьвером, русский заплечный мешок с американскими консервами, на которые были наклеены русские этикетки, русские карты района, где мне предстояло работать, и русский компас. Не было смысла спорить или протестовать. Но я был знаком с местностью, куда меня посылали, и надеялся найти какое-то укрытие.

Пятого февраля 1945 года мы были сброшены в пятидесяти километрах от того места, где нам предстояло работать. Мы прыгнули с высоты трех километров. Я попал в болото и никак не мог освободиться от парашюта. Я подал сигнал свистком, появился мой напарник, и мы выбрались вместе.

Из двадцати семи человек, сброшенных на парашютах, насколько я знаю, по меньшей мере двадцать немедленно явились к властям. Я не сдавался, но и не работал на Москву, друзья и родственники помогли мне, и вот я остался в живых».