Шпионка

— Войны начинают и из-за меньшего. Я родился бастардом и это всецело моя вина. Не моей гулящей матери! Не ублюдка отца, у которого не хватило смелости признать меня своим сыном! Моя! Как будто я мог выбирать?! И эта проклятая кровь! Родись я в обычной семье, отдали бы меня в приют или в другую семью — и концы в воду. Но императорскую кровь не спрячешь. Рано или поздно она проявит себя. И еще не известно, КАК она себя проявит. Мне вот досталась сущая ерун-да! Тело, не способное сохранять свою форму. Как мне сказал тот зеленый крианец, нестабильная молоко… молоку…Черт, забыл!

— Молекулярная структура, — подсказала я.

— Точно! — обрадовался Его Светлость и, плеснув в свой опустевший кубок еще вина, пошел обратно. Причем пошел он напрямик, через стол, прямо-таки просочившись сквозь столешницу и стоящую на ней пузатую бутылку.

А я, вытаращив от ужаса глаза, как на представлении у иллюзиониста, смотрела на то, как его верхняя половина туловища плавно скользит над гладкой поверхностью стола, а нижняя часть пре-спокойно шагает под ним, поглощая в себя изогнутые кованные ножки одну за другой.

— Сколько я мучился с этой хренью! Ведь все, к чему я мог прикоснуться — это органиче-ская материя. Человеческое тело, шкура и кости животных — вот и все, к чему я могу прикоснуться и что я могу ощущать. Я не чувствую шероховатость камня, полированную гладкость стекла, холод металла и мягкость ткани.

Мужчина подошел к кровати и присел на нее, протягивая мне кубок. И стоило мне взять его, как он преспокойно откинулся на обитую кожей спинку кровати и, сбросив на пол свои ботинки, повернулся ко мне боком, подперев голову рукой.

— Но зато я могу чувствовать упругость женского тела, — сказал он тихо, окидывая меня долгим взглядом с головы до ног. — Именно этим я и занимался долгие годы. Я превратил это в ис-кусство. Танец тела — это мое кредо. Но человеческое существо такое непостоянное. Чтобы чув-ствовать себя живым, ему нужна новизна. Я пресытился приторностью любовных утех. Стал нахо-дить удовольствие в извращениях. Боль. Насилие. Девочки. Мальчики. Это тоже своего рода изуче-ние чего-то нового. Найти грань между наслаждением и болью. Понять различие полов и их предпо-чтения. Определить собственные приоритеты. Но и это все приелось со временем. Все пустое, ник-чемное. В этом нет смысла жизни. Я ничего не изменю, живя такой жизнью. А я хочу перемен. Шагнуть за горизонт своих возможностей. Но все что я могу — это только трахаться…

— Боже! — воскликнула я. — Мне бы твои возможности! Да я бы миллиарды зарабатывала! Да на одних бы фокусах разбогатела! Да тебе же никакие преграды не страшны! Из любой тюрьмы сбежишь! Сквозь любые стены просочишься! Это ж можно банки преспокойно грабить! Никто тебя не поймает!

— Банки грабить?! Ха-ха-ха!!! — вдруг зашелся он веселым смехом. — Грабить говоришь? — Бриан вдруг подскочил на кровати, спустил голые ступни на дощатый пол и вдруг провалился по пояс сквозь него. Успел лишь руками в перчатках уцепиться за кровать, и так себя обратно на нее и подтянул, усаживаясь на шкуру. — Еще показать?

Натянув на босые ноги ботинки, он прошествовал к столу, стянул с руки перчатку и попытал-ся схватить голой рукой бутылку, но та, как мираж проходила сквозь пальцы раз за разом. Мужчине это в конце концов надоело, и он схватился за нее другой рукой, опрокинул ее вверх донышком и подставил под льющуюся струю открытый рот.

Утер губы запястьем и обернулся ко мне, прищурив глаз:

— В банк-то я может и попаду, вот только вынести из него ничего не получится. Ну если только в себе. Но вы уж извините, столько золота я не сожру!

Поставив бутылку на стол, Бриан подошел к кровати и присел на ее край, ссутулив плечи.

— Единственное к чему я могу прикоснуться — это плоть, кожа и кости. Потому и хожу зи-мой и летом в одних и тех же штанах, — усмехнулся он и, подобрав валяющиеся на полу кожаные брюки, потряс ими демонстративно.

Громко звякнув стальным кольцом, из кармана вывалилась связка ключей и шмякнулась на пол у его ног. Он подобрал их и подкинул на ладони, сжимая в кулаке, и я заметила, что головки у всех ключей были не обычными, никелированными, а в обмотке из тонкой полоски кожи. И бородки на длинном стержне имели довольно сложные вырезы. Не простые это были ключи, явно от важных замков. И это стоило отметить.

Допив остатки вина, я перевернулась на живот, уронила на пол пустой кубок и сложила руки перед собой, устроив на них подбородок.

Мужчина сунул связку обратно в карман и бросил свои штаны на спинку кресла. А затем по-валился обратно на кровать, сложил руки за головой и скрестил ноги, так и не сняв с них своих гро-моздких ботинок.

— Наши сильные стороны — это так же и наша слабость, — сказал он. — Тут я с императо-ром совершенно согласен. Никто не должен знать о наших слабостях. Поэтому мы скрываем и свою силу. Все, кто знал о ней, до этого часа не дожили.

— А как же я? Тоже убьешь? — закономерный вопрос, не находите? Я, можно сказать, еще только жить начинаю!