Шпионка для тайных поручений

— Так это не пустая болтовня? — сразу насторожился Григорий. — Не истерика? Ну-ка, поведайте нам свою историю, мсье барон, что вы такое натворили за моей спиной, и, уверен, вам сразу станет легче.

Де Кастр почувствовал насмешку в голосе товарища, с коим судьба свела его при таких необычных обстоятельствах, но он был слишком удручен, чтобы как-то отвечать на его издевку.

— Помните, я уходил для встречи со своим человеком? По сути дела, это мой управляющий, который ведет переговоры с теми, кто хочет перевезти какой-либо груз на моем судне. Он такой пройдоха! Знает, кажется, всех марсельцев. Умеет найти любой товар. Везде у него если не родственник, так друг детства…

— Но я не пойму, какое отношение это имеет к нашему делу? — спросил Григорий.

— Сейчас вы все поймете, — успокоил его барон. — Так вот, едва я вышел из дома, как нос к носу столкнулся с одним своим старым приятелем. Когда-то, в юности, мы немало покутили с ним в кабачках Парижа. Оказывается, у нас нашлись общие знакомые в Марселе, я поведал ему свою историю, и Флоримон сказал мне…

— Что, Флоримон?! — закричал Тредиаковский так громко, так яростно, что рассказчик в испуге отшатнулся от него. — Говорите немедленно имя своего приятеля!

— Флоримон де Баррас, — проговорил барон, озадаченный его внезапной горячностью.

Вскочивший было на ноги Тредиаковский снова сел на стул и обхватил голову руками.

— Я догадывался, да что там, был уверен, что этот мошенник так просто от золота не откажется. На старика-отца надежды мало: упрется и ни слова не скажет, хоть пытай его. Иное дело молодая женщина. Ее и припугнуть можно, и сотворить с нею непотребство какое.

Свой обличающий монолог Григорий отчего-то произнес по-русски, потому Себастьян ничего не понял и загрустил еще больше. Собственно, и вина его лишь в том, что он никому не сказал о своей встрече с Флоримоном. Друг его об этом попросил. И Себастьян не увидел в его просьбе ничего странного. Ему казалось, что главное — достичь результата, к которому они стремились, а кто будет этому способствовать, не так уж и важно.

Если Грегор не доверяет ему настолько, что не говорит по-французски, значит, дело совсем плохо. Барон залпом выпил вино и приготовился к самому худшему. Ему отчего-то казалось, что русский приятель вызовет его на дуэль, а именно теперь, когда нашлась сестра и они еще не насладились обществом друг друга, Себастьяну вовсе не хотелось по-глупому умереть. Он был фаталистом и верил, что в радости люди должны быть особенно осторожными, потому что за хорошее всегда приходится дорого платить…

— И что сказал тебе Флоримон? — спокойно проговорил его новый приятель, видимо, в запале обращаясь к барону де Кастру на «ты».

— Я рассказал ему свою беду, и он успокоил меня, что нет никакой необходимости в других действиях, кроме тех, что может предложить он. Поскольку Флоримон лично знал Меченого…

— И тебя не удивило, что аристократ знаком с разбойником?

— Не удивило, — несколько растерянно пояснил Себастьян, — Флоримон и в юности знался с людьми, мягко говоря, не слишком благородными. Мы подшучивали над ним, но у каждого из нас были свои слабости, другим не всегда понятные. Вот я и подумал, почему бы Флоримону не знать Меченого…

— Вот именно, почему бы ему не знать сего разбойника, — усмехнулся Тредиаковский, — ежели он сам этот Меченый и есть!

— Что вы такое говорите, Грегор! — замахал на него руками Себастьян. — Лицо Меченого изуродовано шрамом, об этом всякий знает, а лицо Флоримона чистое и благородное. Он ни в коей мере не похож на разбойника.

— Тебе-то, понятно, неведомо, что большинство разбойников имеют самую обычную внешность. А если они и походят на злодеев, то делается это специально, чтобы наводить тем самым ужас на будущие жертвы. Это, дорогой барон, относится к головорезам. Иное дело мошенники. У самого хитрого шарлатана, коего я знал, был лик человека весьма благородного, с ясными, честными глазами, глядя в которые каждый проникался доверием к этой чистой душе… Ну да это я так, мыслю вслух. А насчет шрама, будто бы пересекающего все лицо Меченого, так откуда это всем известно, ежели кроме как в платке, которым он всегда свою личину закрывает, его в другом виде никто не зрел? Как, оказывается, просто обмануть даже не одного человека, а очень многих, пустив всего лишь нужный тебе слух!.. Опять я прервал твое повествование, Себастьян. Какие же условия выдвинул наш приятель?

— А никаких, — пожал плечами барон. — Сказал, что он лично снесется с разбойником и предложит ему выкуп от нашего имени. Разве по дороге в Марсель вы не говорили мне, что в крайнем случае согласны заплатить выкуп за освобождение мадемуазель Барбары?

— Говорил, — согласился Тредиаковский.

— Вот именно, а Флоримон к тому же уверял, что турецкое судно через три часа уходит из Марселя и мы не успеем ничего сделать за такое короткое время.

— Это все?