Шпионка Гарриет

— Это моя мать, миссис Голли. Мама — можешь уже закрыть дверь, мама. Это Гарриет Велш.

— Гарриет М. Велш, — поправила девочка.

— Ты прекрасно знаешь, что у тебя нет второго имени, но если тебе так угодно, Гарриет М. Велш. А это Спорти. Как твоя фамилия, Спорти?

— Рок. Саймон Рок.

— Саймон, Саймон, ха-ха-ха, — пропела Гарриет, которой вдруг захотелось сказать какую-нибудь гадость.

— Нечего над чужим именем насмехаться, — повернулась к девочке Оле-Голли. В такие минуты Гарриет всегда знала, что та имеет в виду.

— Я больше не буду, — быстро сказала она.

— Так-то лучше, — Оле-Голли снова улыбнулась. — Теперь пора попить чайку.

— Ну до чего же она миленькая! — Гарриет поняла, что миссис Голли еще не переварила знакомство. Она по-прежнему возвышалась горой, руки-окорока опущены по бокам огромного тела.

— Садись, мама, — мягко сказала Оле-Голли, и миссис Голли села.

Гарриет и Спорти переглянулись. Одна и та же мысль пришла им в голову одновременно. Эта толстая леди не слишком сообразительна.

Миссис Голли села слева от Гарриет. Она склонилась над девочкой и заглянула ей прямо в лицо. Гарриет показалось, что она в зоопарке.

— Ну, Гарриет, оглядись кругом, — сурово сказала Оле-Голли, разливая чай. — Я тебя сюда привела, потому что ты никогда еще не видела такого жилья. Видела ли ты когда-нибудь дом, где только одна кровать, один стол, четыре стула и ванна на кухне?

Гарриет пришлось отодвинуть стул в надежде что-нибудь увидеть. Загораживая полкомнаты, миссис Голли склонялась над девочкой, продолжая ее разглядывать. Комната и впрямь была очень странная. Маленький обветшалый коврик лежал у плиты. «У Гаррисона Витерса тоже только одна комната», — подумала про себя Гарриет. Но промолчала, поскольку ей не хотелось, чтобы Оле-Голли знала, что она подглядывает за Гаррисоном Витерсом через чердачное окошко.

— Не думаю, что ты такое видела, — продолжала Оле-Голли. — Хорошенько оглядись вокруг. И пейте чай, дети. Можете добавить молока и сахара, если я мало положила.

— Я не пью чая, — застенчиво пробормотал Спорти.

— Что ты такое говоришь? — Оле-Голли уставилась на мальчика.

— Я говорю, что никогда не пью чая.

— Ты хочешь сказать, что никогда не пробовал чая?

— Нет, — слегка испуганно пробормотал Спорти.

Гарриет взглянула на Оле-Голли. На лице у няни появилось то особое выражение, которое означало, что сейчас последует цитата.

— «При известных обстоятельствах нет ничего приятнее часа, посвященного церемонии, именуемой английским вечерним чаепитием», — твердо и вместе с тем раздумчиво произнесла Оле-Голли, а затем, удовлетворенно откинувшись на спинку стула, снова взглянула на Спорти. Тот ответил ей непонимающим взглядом.

— Генри Джеймс, 1843-1916, — сказала она. — «Женский портрет».[3]

— А что это? — мальчик повернулся к Гарриет.

— Роман, дурачок, — ответила девочка.

— А, такие, как папа пишет, — Спорти полностью потерял интерес к сказанному.

— Дочурка-то моя страсть какая умная, — пробормотала миссис Голли, продолжая разглядывать Гарриет.

— Смотри, Гарриет, — начала Оле-Голли, — вот женщина, которая в жизни никем и ничем не интересовалась, ни одной книгой, ни учебой, ничем другим. Всю жизнь живет в этой комнате, ест, спит и ждет смерти.

Гарриет в ужасе уставилась на миссис Голли. Что это Оле-Голли такое говорит? Сейчас миссис Голли рассердится. Но миссис Голли продолжала с весьма довольным видом разглядывать девочку. «Наверно, — подумала Гарриет, — она забывает даже голову повернуть, пока ей про это не напомнят».

— Попробуй, Спорти, это вкусно, — быстро начала Гарриет в попытке сменить тему.

— Неплохо, — тихо пробормотал Спорти, глотнув чай.

— Все надо попробовать, Спорти, по крайней мере, один раз, — произнесла Оле-Голли, но было видно, что ее мысли заняты чем-то другим. Гарриет с любопытством взглянула на нее. Оле-Голли ведет себя так странно. Она… она что, сердится? Нет, не сердится. Похоже, она расстроена. Гарриет сообразила, что первый раз в жизни видит Оле-Голли расстроенной. Она даже не знала, что та умеет расстраиваться.

Как будто подумав о том же самом, Оле-Голли внезапно покачала головой и выпрямилась на стуле.

— Ну, что, — весело сказала она, — думаю, с вас достаточно чая и впечатлений на один день. Похоже, нам пора отправляться домой.

Тут случилось что-то совершенно необыкновенное. Миссис Голли тяжело встала и швырнула чашку на пол.

— Опять уходишь! Опять уходишь, — завопила она.

— Ну-ну, мама, — успокаивающе произнесла Оле-Голли.

Миссис Голли топала по комнате, как огромная кукла. Она напоминала Гарриет громадный воздушный шар в форме человеческой фигуры, дергающийся на веревке. Спорти хихикал. Гарриет тоже хотелось расхохотаться, но она не была уверена, что стоит.

Миссис Голли рванулась куда-то.

— Всегда приходишь, только чтобы снова уйти. Опять уходишь. Думала, на этот раз ты навсегда пришла!

— Ну-ну, мама, — повторила Оле-Голли, встала, подошла к матери, крепко нажала на трясущееся плечо и мягким голосом сказала: — Мама, ты же знаешь, что я снова приду на следующей неделе.