Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ

Сердце билось так часто, что казалось, я вот-вот взлечу. Лифт поднял нас на 24-й этаж. Коридор был полон сидящих на полу «барбудос» с ружьями и в военной форме, в которой они, должно быть, спустились с гор и в которой я их видела на корабле. Пока я шла по коридору, все мне улыбались и вели себя предупредительно. Фидель занимал номер 2408, рядом с комнатами Эрнесто Че Гевары и некоторых других ближайших соратников, например, его брата Рауля или Камило Сьенфуэгоса. Янес Пеллетье открыл дверь, мы вошли, и он сказал:

– Подожди Фиделя здесь, он скоро придет.

Он отдернул штору, открыл балконную дверь и удалился, оставив меня одну осматривать комнату, пропахшую дымом сигар. Первым делом я вышла на балкон, и от вида, открывающегося на порт Гаваны, у меня захватило дух. В этот раз «Берлина» там не было, и меня кольнуло чувство вины и одиночества. Я загрустила, думая о papa: он еще не знал, что его малышка снова ослушалась и ввязалась в очередное приключение, в этот раз вдали от него.

В любом случае пути назад не было: я зашла слишком далеко, и единственное, что мне оставалось, – ждать Фиделя, так что я занялась исследованием номера. Из-под кровати высовывался гранатомет (об него я потом постоянно буду спотыкаться), в шкафу стояли ружья, пара военных ботинок и пара английских туфель, а в пластиковых пакетах для прачечной лежала военная форма. Проходя по комнате, заглядывая туда и сюда, я увидела портреты Фиделя, подаренные ему разными людьми, какие-то вещи, что он принес с гор, карты, коробки, несколько соломенных шляп, бутылки с пивом, сигары «Ромео и Джульетта», нижнее белье, трусы-боксеры… Я вошла в ванную комнату, чтобы умыться, и там обнаружила лосьон после бритья, но не нашла ни бритвы, ни лезвий. Я подняла подушку с кровати и понюхала ее. Матрас еще хранил следы его тела. Позже я узнала, что он никогда долго не спал.

Тут раздались голоса, затем скрежет ключа, и вошел Фидель.

– Немочка! – воскликнул он. – Вот видишь, мы снова встретились. Я так по тебе скучал.

Сильный как бык – еще бы, при своих метр девяносто роста и ста килограммах веса! – он легко подхватил меня на руки и покачал. От него пахло гаванскими сигарами. Мы поцеловались и присели на край кровати, держась за руки.

– Я останусь на несколько дней, – сказала я.

– Да, да, конечно, – ответил он. Он соглашался со всем, что я говорила.

Он сделал коктейли «Куба либре» и велел Сесилии Санчес, одной из своих ближайших соратниц, оставить нас одних, пояснив, что не желает принимать звонки и вообще, чтобы нас каким-либо образом беспокоили. Мы остались наедине, звучал «Волшебный рояль», новый тогда диск, который затем превратится в классику жанра и который в те дни был одним из самых любимых у Фиделя. Мне было страшно, но вскоре я почувствовала действие рома и смотрела на него с восхищением: мой любимый был тут, передо мной, я могла коснуться и почувствовать его так же, как в первый раз в моей жизни несколько дней назад, на «Берлине». Меня больше не волновало, кем он был для остального мира, я забыла о политике, идеологии, обо всех тех вещах, что читала без сна и отдыха три дня подряд в Нью-Йорке. Единственное, что было важно для меня, – это он. Мой мужчина. Фидель.

Мы начали исследовать тела друг друга. Это не было безумием страсти, проявления нашей любви были нежными, деликатными: прикосновения, объятия, ласки. Он боялся, что слишком крупный для меня, я сказала, чтобы он не беспокоился, что все хорошо. Мы занялись любовью, наслаждаясь друг другом. Он постоянно называл меня «моя радость», а я все повторяла, «как мне хорошо». Наверное, мне не следовало так говорить, но я говорила это снова и снова, много раз, отдавшись страсти, которая, к счастью, не желает признавать норм. Там, в постели того гостиничного номера, я обнаружила, что Фидель совсем не похож на наводящий ужас образ, который рисовали в своем воображении некоторые американцы. Он был мягким и нежным, по крайней мере, в качестве любовника, а в хорошем настроении вел себя очень романтично.

После этой первой нашей настоящей близости мы вышли на балкон, и, обнимая меня, он сказал:

– Все, что ты видишь, – это моя Куба. Я – Куба. А ты теперь – первая леди Кубы.

В то мгновение рядом с ним я почувствовала себя королевой.