Шпионка

Золин, похоже, ожидал от меня воплей восторга и потому выглядел немного раздосадованным.

— Без этого никак, иначе на вкус драной кошки будет! Забыла?

— Ну и… не угощал бы меня этой терью.

— Мел, все эту рыбу так едят!

— Я не люблю соленую рыбу, — попыталась как-то смягчить удар я.

— Это только вначале кажется, что она соленая.

— Ну зачем ее все время облизывать? Нельзя сразу съесть?

— Тебе так не терпится почувствовать, какова на вкус драная кошка? — иронично спросил у меня Золин.

— Почему ты все время сравниваешь терь с драной кошкой? — и тут я ахнула и расхохоталась. — Значит, кое-кто эту процедуру уже успел нарушить? И как? Вкусно было? — Я снова рассмеялась.

— Ага. Драные кошки, наверное, вкуснее будут.

— Как ты вообще умудрился ее выловить?

— Случайность, — уныло ответил парень. — Ладно, вставай, пора идти дальше.

Я кивнула, почему-то чувствуя вину. Все-таки он для меня специально ее приберег. Эх, я.

* * *

По лесу мы старались идти тихо, но не слишком медленно. Я, как обычно, прислушивалась к звукам вокруг. Золин сказал, что идти придется до следующего утра. Может, и меньше, конечно, но на ночлег мы остановиться должны.

Я шла, опустив голову и мучаясь от двух вещей сразу. Во-первых, очень хотелось пить. Что бы Золин там ни говорил, а рыба была соленой, и привкус во рту оставила совершенно гадкий. А во-вторых… в душе поселилось какое-то странное щекочущее чувство. Мысли не давали покоя моей бедной голове. Я все время думала о том, что лгу не просто «по чуть-чуть», а лгу вообще обо всем. Даже тогда, когда меня уличают во лжи и просят сказать правду, я снова вру. Золин как-то сказал: «рано или поздно любой подводный камень вынесет на берег». Что случится, когда правда всплывет на поверхность? Насколько мне не хотелось об этом думать, ровно с такой же силой мысли лезли в голову.

После тери меня немного подташнивало (что б ее, а!), и когда Золин объявил привал и предложил мне каких-то ягод, я с мученическим видом отказалась. Не хватало еще все смешать и последующие несколько дней ходить с расстройством желудка.

Вечер приближался постепенно. Сначала потихоньку утихало птичье пение, затем я заметила нескольких белок, запрыгивающих в дупло. Небо, из голубого постепенно принимало красно-оранжевый оттенок, все больше приближаясь к горизонту. Земля ложилась спать, давая возможность поживиться ночному зверью.

— Ну что, остановимся здесь? — спросил Золин, указывая на дерево.

— Опять? — вырвалось у меня.

— А что делать, — вздохнул он.

На этот раз я нарвала веток орешника и соорудила из них что-то вроде спальника, жесткого и шершавого, однако это было лучше, чем спать в сидячем положении. Вопреки моим ожиданиям, Золин моему примеру не последовал. Он уселся под деревом и закрыл глаза.

— Не хочешь веток постелить? — спросила я.

— Зачем? Все равно кому-то дежурить нужно.

— Можем сменять друг друга.

— Ладно, я разбужу.

Сперва мы не хотели разводить костер, чтобы парень не тратил силы на щит, но после захода солнца стало до дрожи холодно и пришлось от экономии сил отказаться. Посидев немного у костра и понаблюдав за пляшущими огоньками, я улеглась на свою «постель» и попыталась уснуть. Мирный треск щепок неожиданным образом убаюкивал. Немного поворочавшись, я провалилась в сон.

* * *

В вещих снах вороны обычно кричат своим каркающим голосом. Он всегда вызывал во мне дрожь и желание бежать как можно дальше. Но на этот раз все по-другому. Они не каркают. Они вопят. Представляю беременную женщину, которой режут живот без морфина, чтобы она смогла вытолкнуть ребенка. Вот такой звук слышу я. Он настолько отчаянный и безнадежный, пробирает до костей, заселяется в мозгу и повторяется, повторяется. Повторяется. Хочу сесть на колени, закрыть уши руками, но не могу. Ничего не могу. Как больно. Как будто на себе ощущаю муки вопля.

— Прекратите! — шепчу из последних сил.

Замечаю, как темнота движется на меня, окрашивая красные маки в черный — злой, беспощадный цвет. Она доходит до меня, огибает ступни, плывет дальше. Вороны, не прекращая кричать, окутывают меня в плотный кокон своих крыльев.

— А-а-а! — вырывается у меня, и я начинаю оседать.