Шпионские и иные истории из архивов России и Франции

Я предупредил г. Новикова, что назначенное конфиденту вознаграждение по тысяче ливров в месяц ему выдано вперед по 1 сентября текущего года и что 9 тысяч ливров, которые я ему выдал, я заимствовал из сорока тысяч, находившихся у меня на хранении…» Тем временем агент продолжал поставлять важную информацию, ежемесячно получая причитавшиеся ему 1000 ливров. Так, в середине февраля 1792 года он сообщил Новикову содержание трех последних донесений Жене. «В первом из этих донесений, – поспешил передать в Петербург российский поверенный в делах, – Жене говорит о мерах, которые он принял для подкупа одного лица в Адмиралтействе с целью получить сведения о военных приготовлениях против Франции. Он (Жене. – П. Ч.) говорит, что вынужден был заплатить за это несколько тысяч рублей. Во втором донесении, – продолжал Новиков, – Жене приводит сведения о русских вооружениях, которые могли бы быть направлены против Франции. Он советует принять меры к укреплению обороны берегов Нормандии». Из этой информации со всей неопровержимостью следует, что корыстолюбие не было исключительной привилегией одних только французских чиновников…

Новиков переправил в Петербург переданные ему агентом копии инструктивных писем министра иностранных дел, адресованные Жене и другим французским зарубежным представителям. А 6 апреля 1792 года в шифрованном донесении вице-канцлеру Остерману российский поверенный в делах писал: «Я узнал, что г-н Жене сообщил, что ему стало известно, будто комендант Гавра de Grace обещал допустить в порт русский и шведский флоты. Эта информация была доведена до сведения Дипломатического комитета Национального собрания…» Объявление Францией войны Австрии и Пруссии в апреле 1792 года дало удобный повод Екатерине II, союзнице австрийского императора Франца, избавиться наконец от ненавистного Жене, которого буквально выпроводили из Петербурга. Одновременно высочайший приказ выехать из Парижа получил и российский поверенный в делах М. С. Новиков.

Сразу же по прибытии в Брюссель он отправил донесение вице-канцлеру с приложением копий шести секретных документов, полученных им от «конфидента» накануне отъезда. Из этого донесения (13 июня 1792 года) мы узнаем и о судьбе оставленного в Париже агента, на которого русская дипломатия все еще продолжала рассчитывать. Читаем:

«Сиятельнейший граф, Милостивый государь,

За несколько дней пред отъездом моим из Парижа видел я известного конфидента, и объявил ему побудительные причины, для коих я оставил Францию, уверяя его о Высочайшей Ее Императорского Величества щедроте, когда он с равным и непрерывным усердием потщится оказывать услуги свои. Он изъявлял благодарность свою в самых наичувствительнейших изражениях.

Он заплачен Иваном Матвеевичем Симолиным за восемь месяцев сего года, да по приказанию его, выдал я ему и за остальные сего же года четыре месяца, то есть четыре тысячи ливров, в коих я с него взял и расписку, хранящуюся в моих руках.

Господин Дюмурье (новый министр иностранных дел, назначенный 17 марта 1792 года. – П. Ч.), вступя в министерство, отрешил всех коми (старших чиновников. – П. Ч

.) Департамента иностранных дел, на места коих посадил он креатур своих. В числе первых отрешен и означенный конфидент, однакож он имеет не только связь с некоторыми из новых коми, но и надеется при перемене министра вступить паки в тот Департамент. Между тем представляет он готовность свою, если бы угодно было употребить его для нужных приготовлений в Нормандии в случае прибытия туда флота Российского. Сказывает, что он уроженец из той земли и знает расположение тамошнего дворянства, кое, по словам его, будет охотно способствовать благонамеренным Ее Императорского Величества мыслям, что в протчем за счастие себе поставит посвятить жизнь свою в повелениях Ее Императорского Величества, о чем усильно просил он меня донесть.

При том намекнул он, что, претерпев в нынешних обстоятельствах большую потерю, ласкается надеждою получить пособие от щедроты Ее Величества. На сие сказал я ему, что он может быть обнадежен.

Всячески старался он уговорить меня выдать ему еще за несколько месяцев на будущий год, но я дал почувствовать, что, выдав сам собою за четыре остальные сего года месяцы, не в состоянии более сделать.

Отказ мой не охладил однакож в нем желания продолжать услуги и передавать время от времени Ивану Матвеевичу (Симолину. – П. Ч.) все заслуживающее примечания. Я уверял его, что он не останется без награждения, и может в том быть спокоен.