Шпионские и иные истории из архивов России и Франции

Первое крупное сражение между французами и корсиканцами произошло на исходе лета 1768 года и закончилось поражением повстанцев. Вот что сообщал об этом из Парижа русский поверенный в делах Николай Константинович Хотинский: «По сведениям французов, корсиканцы потеряли от пятисот до шестисот человек убитыми и ранеными. В полон взято их восемьдесят человек. Французский же урон состоит из трех офицеров и около семидесяти человек рядовых, но о сем точных донесений еще не получено. Думают, что сия битва может быть решающей в покорении корсиканцев в непродолжительном времени, потому что они потеряли трех надежнейших своих полководцев, особливо славного между ними дон Карлоса. Но вряд ли сдадутся они так легко. По крайней мере, приготовления Паоли, который обложил всех поддерживающих его жителей чрезвычайными податями, свидетельствуют, что они готовятся к упорной обороне. Прибывший курьер при мне рассказывал, что войска с обеих сторон дрались с особой яростью, и будто бы зверство корсиканцев до того дошло, что они, поймав одного французского офицера, привязали его к дереву и разложили перед ним огонь, а другого солдата искололи кинжалами. Сколь сей народ еще ни дик, все же трудно поверить в такое его варварство. Впрочем, из такой их лютости можно заключить, что они в самом деле до последней капли крови вольность свою защищать будут, за что они уже столько лет воюют»7.

Победа при деревне Барбаджио, одержанная французами над корсиканскими повстанцами, ошибочно была оценена в Версале как окончательное поражение Паоли. 1 сентября 1768 года Людовик XV подписал эдикт, объявлявший Корсику французской провинцией.

Информируя императрицу Екатерину об этом событии, Н. К. Хотинский сообщал, что текст королевского эдикта был послан к Паоли, который, в свою очередь, не замедлил со своеобразным ответом. Во-первых, по словам Хотинского, на созванном Паоли Верховном совете Корсики «королевский эдикт изодран и истоптан был всеми шефами, которые при выходе из Совета кричали изо всех сил народу: Guerra! Guerra!». Во-вторых, Паоли переслал французам вместо ответа собственный манифест, в котором категорически отверг как правомерность франко-генуэзской сделки относительно Корсики, так и французскую аннексию острова. В манифесте предельно четко говорилось о твердом намерении корсиканцев воспрепятствовать любым попыткам ввергнуть их в новое рабство8.

Хотинский сумел раздобыть копию манифеста Паоли и переслал ее в Петербург. В дальнейшем русский дипломат внимательно следил за развитием событий на мятежном острове, где успехи французов чередовались с серьезными поражениями. Из донесений Хотинского в Петербург видно, что временами ему казалось, что французским генералам не удастся сломить всенародное сопротивление корсиканцев, несмотря на все новые подкрепления, присылаемые из метрополии.

Столь пристальное внимание русского дипломата к корсиканской проблеме объяснялось соответствующими распоряжениями императрицы, приказавшей своему поверенному в делах прислать ей среди прочего подробную карту Корсики. Изучив присланную карту, Екатерина заметила, что, по всей видимости, рельеф местности облегчает корсиканцам успешно сопротивляться «иностранным войскам»9.

Русская императрица проявляла самый живой интерес к «корсиканскому делу» и не скрывала своей симпатии к вождю повстанцев генералу Паоли. Интерес этот в решающей степени объяснялся желанием Екатерины II отомстить Людовику XV за его энергичные старания натравить Турцию на Россию в то самое время, когда русские были заняты борьбой с польскими конфедератами. «Французы так разщекотали известных наших соседей (турок. – П. Ч.), что они на нас вздумали наскакать, – писала императрица в октябре 1768 года графу Ивану Григорьевичу Чернышеву и добавляла: – Дай, Боже, здравствовать другу моему Паоли»10.

В другом письме к Чернышеву Екатерина II писала: «Я нынче всякое утро молюсь: Спаси, Господи, Корсиканца из рук нечестивых французов»11.

Императрица пожелала приобрести портрет Паоли и поместить его в своем кабинете. «Паолев портрет еще более бы меня веселил, если он сам продолжил проклятым нашим злодеям, мерзким французам, зубы казать. Однако я еще не отчаиваюсь, чтоб он продлил оборону, а если время ему выиграет, то уже много он сделает для надежды к спасению вольности своих сограждан», – писала она графу Чернышеву12.

Имя Паоли встречается и в письмах Екатерины II к Вольтеру. Говоря о войне с Турцией, навязанной ей стараниями герцога де Шуазеля, тогдашнего главы французской дипломатии, императрица писала 17 декабря 1768 года своему «учителю»: «Сделаю все возможное, чтобы привести турок на то же зрелище, на котором труппа Паоли играет так хорошо. Не знаю, говорит ли последний по-французски, но он умеет защищать свои жилища и свою независимость»13.