Шпионские игры царя Бориса

В последнее время пан Анджей часто бывал с нею груб. Вечно пребывавший в плохом настроении, владелец имения постоянно жаловался на боли в спине, на хромоту (нога так и не зажила нормально после перелома). Постоянно доказывал Ванде, что она глупа, свой супружеский долг выполнял редко, неохотно и плохо. Спали они теперь в разных комнатах, а на на предложение очаровательной женщины вместе поспать, Анджей порой советовал супруге пойти встать перед иконой и помолиться, после чего все блудные мысли сойдут на нет.

Когда Ванда выходила замуж за пана Комарского, он казался и ей, и ее родственникам сильным мужчиной средних лет. Теперь же она поняла, что муж стремительно стареет. Такая вот семейная жизнь…

Еще осенью пани Ванда предлагала мужу уехать к ее родственникам в Малую Польшу: под Краковом всегда было более теплое лето, а значит, и урожай там был получше.

Пан Анджей тогда набычился, зло посмотрел на нее и произнес:

— Уехать? О чем ты? Здесь я не просто пан Комарский, а себе пан Комарский. А там стану просто приживальщиком!

— Дядя Януш добрый, он тебя не обидит.

— Добрый? А сколько ему лет? Вдруг помрет, пока мы доедем? Нет, я никуда отсюда не уеду!

Второй разговор состоялся в середине февраля, перед тем, как сбежали слуги.

Пани Ванда доказывала:

— Вспомни, что рассказывал пастор Фридрих Энгельке!

— Больше слушай этого еретика, — отмахнулся католик Комарский.

Пани Ванда и сама была католичкой, но это не мешало ей восхищаться смелым пастором, который в столь страшное время ездил по стране и собирал сведения о происходящих ужасах. Он считал: кто-то же должен рассказать потомкам о постигших народ бедствиях. Пастор поведал им, что в Инфлянтах процветает массовое людоедство, что ему известен случай, когда женщина убила сестру и сделала из ее плоти колбасу, что обезумевший отец убил своего сына и угостил брата мясным супом из сынишки, что для кого-то людоедство стало коммерцией: на постоялом дворе некоего Захария Вейса резали, как баранов, одиноких путников, а затем человечину варили и под видом говядины за бешенные деньги предлагали посетителям. «Только в Динабургском уезде уже съедены десятки человек», — с грустью и ужасом говорил пастор. Он называл конкретные имена, фамилии. Так, некий Думп снимал казненных преступников с виселицы и съедал трупы. В одной корчме хозяин варил человечину и по умеренным ценам предлагал посетителям мясные блюда. Мельник Лоренц убил соседа-крестьянина и съел его плоть. Многодетная мать Доротея, обезумев от голода, зарезала трех своих детей и стала есть их мясо с тушеной капустой. Под Краславой голодные крестьяне ворвались в усадьбу помещика Шульте, подвесили его к балке, пытали огнем, пока не обнажили легкие и печень, а затем съели своего барина. Опасно было даже поехать на базар — по дороге одинокого путника могли схватить и схарчить.

Впрочем, не только пастор Энгельке рассказывал о людоедстве. Яцек по секрету признался госпоже, что боится идти в сторону соседнего имения пани Платен. Странной была эта одинокая пани. Ходили слухи, что когда-то пан Комарский был влюблен в нее, и она вроде бы даже уступала ему. Но потом пани дала ухажеру от ворот поворот, поселила в своем имении молодую, женственную Агнессу и ухаживала за ней, словно кавалер за дамой: подавала ей руку, когда девушка спускалась с лошади, дарила подарки, целовала на людях в руку, а иногда и в губы, причем при таких поцелуях Агнесса жеманилась, словно девственница, которую собираются лишить невинности. Говорили даже, что у Барбары и Агнессы общая спальня. Так вот, эти две подруги, по словам Яцека, заманивали к себе путников-мужчин, обещая им женскую ласку, и больше этих путников никто не видел. «Слуги говорят, что пани Платен режет их, как кур, и жарит на вертеле», — поведал Яцек.

Трудно было сказать, правда это или нет. Быть может, Яцек таким способом просто выражал недоверие к женщине, которую, как ему казалось, пан Комарский когда-то ставил выше обожествляемой Яцеком Ванды…

* * *

В феврале, разговаривая с мужем об отъезде, Ванда пустила в ход последний аргумент:

— Нас здесь съедят! Я боюсь.

— Вот послал мне Господь дуру в жены, — рассердился пан Комарский. — Кретинка! В имении у меня есть оружие, мы среди верных слуг, чужих нет. А в пути нас точно съедят какие-нибудь разбойники. Прирежут на постоялом дворе, нападут ночью, когда будем ночевать в поле. Так что замолчи, дура, и не приставай ко мне с глупостями! Кстати, как мы, по твоему, можем ехать? Последнюю лошадь мы и наши слуги съели еще неделю назад. Я хром, пешком далеко не уйду, замерзну в поле и умру, а тебя после этого съедят. Хочешь быть съеденной, идиотка?!