Шпионские игры царя Бориса

Видя, что мужчина напрягся, трактирщица ласково, как ребенка, успокаивающе погладила его по голове, после чего пояснила:

— Иезуиты и их сторонники пытались провести в город оружие. Городская стража обнаружила его в телегах с сеном. Уж больно странно это сено позвякивало! Слуг Божьих схватили, отвезли в башню Мук и посадили под замок. Тут же кликнули городского палача Мартина Гуклевена. О, этот человек умеет пытать! Напрасно псы Господни надеялись, быстро лишившись сознания от адской боли, долго не мучиться! Они испытывали страшные страдания, но при этом разум их оставался ясен. В тот же день два иезуита во всем сознались. Причем не только в том, что в город пытались провести оружие. Они рассказали, что из принадлежавшего им в Риге монастыря рыли подземный ход за городские укрепления. По этому ходу в город должны были вползти ратники польского наместника Ливонии Юргена Фаренсбаха. Очевидно, наместник хотел окончательно захватить город по приказу своего господина — короля Сигизмунда. С иезуитами как организацией Никлаус Экк окончательно ссориться не стал и иезуитскую коллегию в городе оставил, ведь изгнать ее — значит бросить открытый вызов королю Сигизмунду, вызвать его гнев. А вот тех горожан-католиков, которым везли оружие, арестовали и изгнали из города, конфисковав их имущество. Пусть король гневается, он сам виноват: нам не нужны польские войска в городе.

Сейчас Мария говорила не как сторонница русского царя, а как потомственная рижанка. Но Тимофей готов был без колебаний согласиться со своей проницательной подругой: появление в Риге польских войск никак не входило в планы Москвы.

— Но почему Сигизмунд стал враждовать с рижанами? Ведь у него и так множество врагов?

— Именно потому он и хочет крепче удерживать Ригу. Скоро может начаться война в Эстляндии. Наверняка Юрген Фаренсбах хотел использовать Ригу как свою базу для наступления на Дерпт, Пернов, Таллинн…

Тимофей Выходец слушал и лишь поражался тому, сколь разумно и дальновидно влюбленная в него рижанка рассказывала о планах короля и его наместника. Незаурядный ум Марии очаровал его, и Тимофею показалось, что он любит эту русскую немку сильнее, чем прежде.

— Да откуда ты и это знаешь, краса ненаглядная?

— Слышала, не только от пьяных в своем трактире, слышала, что в городе говорят. А когда этого показалось мало, я зашла к Генриху Флягелю узнать, о чем думают рижские патриции.

— Да это же опасно!

Тимофей снова встревожился за эту женщину, которая рисковала ради него. Захотелось ласково обнять ее и попросить больше так никогда не делать, но Тимофей, хоть и был нетрезв, сообразил: Маша обидится, но сделает все равно по своему.

— Отчего же? Никто не обратил внимания, что я заходила к достопочтенному купцу, а Флягель был только рад меня видеть. Всё спрашивал, нет ли вестей.

— Вести есть. Но к Флягелю я пойду сам. Не надобно, чтобы тебя слишком часто видели у его дома.

— Как скажешь, милый.

Поняв, что всё необходимое уже сообщено, Мария повернулась на постели к стоявшему у кровати комоду и одним дуновением погасила три свечи…

Тимофей сбросил в темноте одежду лег на постель, усталый и нетрезвый, и вдруг почувствовал, что у него слипаются глаза. Собрался с силами, пробормотал:

— Сейчас, сейчас, — намереваясь ласкать манящее женское тело, но Маша снова погладила его по голове:

— Спи сейчас. Успеешь еще натешиться.

Тимофей собрался возразить ей, но заснул. Рядом с Марией ему спалось хорошо и спокойно. Снилось, будто попали они с Машей в Кремль и царь Борис Годунов хочет наградить ливонку золотым кольцом с изумрудом, но кольцо почему-то упало, стало катиться по полу, и ни царь, ни Тимофей никак не могли его поймать. Кто-то держал его руку и не давал схватить кольцо. Тимофей напрягся… и обнаружил, что лежит на кровати — наступило раннее утро, а Мария осторожно гладит его по руке. Он тут же в ответ погладил женщину, но не по руке, а по обнаженной груди. Ощутил, как призывно твердеет ее сосок, услышал учащенное женское дыхание и без промедления повалил любовницу на спину…

Одним разом Тимофей не ограничился. После вторых объятий решил немного полежать спокойно и вновь заснул. Проснулся от того, что уже одетая Мария трясла его за плечо. Озорно сказала по-русски:

— Вставай, засоня! Завтракать пора!

Вместе с возчиками Тимофей подкрепился приготовленной самой хозяйкой огромной яичницей с салом (такой гигантской, что хватило на всех), выпил кружку доброго рижского пива и сделал то, что собирался сделать еще вчера, если бы ни был таким усталым и ни выпил так много хмельного напитка.

Подойдя к своему походному сундуку, ухарь-купец достал из своего дорожного сундука соболью шубу и накинул ее на плечи Марии. Та только охнула от изумления. Надо сказать, что Тимофей потратил всю прибыль, полученную от недавней поездки в Нарву, чтобы сделать любимой такой подарок. И рижанка поняла цену дара:

— Тимотеус, я не могу, мне не пристало носить такое дорогое одеяние!

Чтобы пресечь споры, русский разведчик многозначительно сказал:

— Государь Всея Руси щедро награждает слуг своих.