Шпионский берег

Тропинка выводит меня на заднюю террасу виллы, которая сегодня вечером освещена подвешенными бумажными фонариками, раскачивающимися на ветру с озера. Я беру бокал шампанского у проходящего мимо официанта и иду вдоль края террасы, разглядывая лица. Эта публика отличается от тех кругов, за которыми я привыкла наблюдать. Эти люди моложе, энергичнее и гораздо привлекательнее. Вместо седовласых дипломатов, банкиров и политиков я вижу мужчин с пышными черными волосами и женщин, которые достаточно сногсшибательны, чтобы расхаживать с важным видом по модным подиумам. Никто не обращает на меня внимания, да и с какой стати им это делать? Я просто безымянная фигура, проплывающая мимо, ничем не выделяющаяся.

Я прохожу мимо живой группы, которая играет грохочущий электронный шум, который в наши дни считается музыкой, и беру подносы для канапе с соблазнительным ассортиментом копченой рыбы и брускетты, сыров и пармской ветчины. Мой итальянский немного подзабыт, но его вполне достаточно, чтобы понять несколько обрывков подслушанных разговоров.

В каком отеле вы остановились?

Вы слышали, что Паоло съехал? Она опустошена.

Я на этой ужасной новой диете. С ума схожу от желания выпить бокал вина.

Наконец, я замечаю ту, кого искала, и она окружена кольцом своих гостей. В наши дни волосы Сильвии подстрижены короче, но они по-прежнему черные как смоль, а ее фигура столь же сногсшибательна. Ее красное трикотажное платье неумолимо облегает каждый изгиб и не скрывает ни выпуклостей, ни излишков плоти. Либо годы были исключительно милосердны к ней, либо она упорно трудилась, чтобы поддерживать это подтянутое тело.

Я отворачиваюсь, прежде чем она замечает, что я здесь.

Раздвижные стеклянные двери на виллу широко открыты, что позволяет обслуживающему персоналу свободно перемещаться между кухней и террасой. Я пользуюсь этими открытыми дверями, чтобы проскользнуть в дом.

Внутри интерьер лаконичный и белый, лишь с несколькими художественными цветовыми акцентами, призванными привлечь внимание к скульптуре из обожженного оранжевого стекла и картине в бирюзовых и золотых тонах. Мои каблуки громко цокают по белому мрамору. Я снимаю туфли, испытывая облегчение оттого, что могу идти босиком. Через несколько секунд я уже иду по коридору и скрываюсь из поля зрения других гостей. Если кто-нибудь столкнется здесь со мной лицом к лицу, я просто пожилая дама с маленьким мочевым пузырем, отчаянно пытающаяся найти туалет. Ни одна из дверей, ведущих из коридора, не заперта, и я заглядываю в них, обнаруживаю ванную (разумеется, отделанную белым мрамором), гостевую спальню и шкаф для белья. В этом доме, похоже, нет никаких потайных мест.

В конце коридора я, наконец, добираюсь до главной спальни. Я проскальзываю внутрь и закрываю дверь. Здесь царит тот же белый мрамор, декор, который некоторые могли бы назвать изысканным, но мне он кажется холодным и бесстрастным. Является ли это отражением вкуса Сильвии, или это пришло вместе с новым мужчиной, которого она себе приобрела?

Пара аквамариновых очков для чтения на прикроватной тумбочке подсказывает мне, что дальняя сторона кровати принадлежит Сильвии. Я обхожу кровать и открываю ящик ее прикроватной тумбочки. Внутри ее паспорт, а также обычный набор женских принадлежностей: крем для рук, маска для сна, гигиенические прокладки.

Я засовываю руку поглубже и в глубине ящика нахожу потрепанную записную книжку с адресами. Страницы погнуты, а некоторые записи выцвели, превратившись в жалкие подобия самих себя. В то время как большинство из нас сейчас хранят свою контактную информацию в цифровых файлах, мало кто из нас готов выбросить свои старые записные книжки, написанные от руки. Я листаю до буквы "Х" и нахожу имя, которое, непременно, должно было там быть: Хардвик. Здесь есть номера телефонов Филиппа, а также его дочери Беллы, но это старые записи, номера, которые датируются тем временем, когда Сильвия все еще была его любовницей. Здесь нет никакой новой контактной информации, никаких обновленных номеров телефонов или адресов. Это документ, застывший во времени.

Я кладу записную книжку обратно на прикроватную тумбочку и собираюсь задвинуть ящик, когда слышу, как дверь спальни внезапно со скрипом открывается.

Нет времени броситься к шкафу, нет времени даже задвинуть ящик. Я мгновенно падаю на пол и лежу там, прижавшись лицом к холодному мрамору, когда в комнате раздаются шаги. Заглянув под кровать, я вижу пару мужских ботинок, расхаживающих взад-вперед. Он говорит по телефону на быстром итальянском, и голос у него взволнованный. Что-то об ошибке. Он хочет знать, кто несет ответственность.