В этом была заслуга не столько самой Рицлер, сколько сначала Мозера, а затем Шелленберга. Они из кожи лезли вон, чтобы подать свою «подопечную» в лучшем виде. Цели у них были разные: Мозер стремился «срубить» побольше деньжат, Шелленберг – добыть ценную информацию и выявить в богемной среде потенциального агента.
…Первым в «секс-гербарии» Рицлер стал Жан Алекси Монкорже, выступавший в музыкальных ревю и опереттах под именем Жана Габена. С ним Гретхен познакомилась в 1934 году в Вене на съёмках фильма «Мари Шапделен», где ей при содействии Мозера дали роль провинциальной нищей красавицы. Габен только начал восхождение к вершине Олимпа славы, но уже мнил себя «гением экрана».
Шестнадцатилетняя девушка с первого же взгляда была покорена непреодолимым личным обаянием Габена. Магическая сила его харизмы сработала безотказно. Сердце и ноги Гретхен распахнулись сами собой навстречу его красноречию…
Габен привёз девушку в гостиницу на окраине Вены. Номер был грязный, с потолка свисали струпья то ли пуха, то ли многомесячной пыли. На полу валялись пустые бутылки из под «граппы» – дешёвой итальянской виноградной водки, по столу деловито сновали тараканы…
«Не гостиница, а ночлежка для нищих!» – гримаса отвращения исказила лицо Гретхен, привыкшей ублажать знаменитых клиентов в роскошных аппартаментах.
Габен, заметив её реакцию, пояснил, что поселился в этой гостинице, чтобы избегать встреч с надоедливыми поклонницами и репортёрами светской хроники, а вообще-то, жить здесь вполне сносно, потому что в других номерах расселён персонал, в задачу которого входит техническое обеспечение съёмок.
Гретхен поняла, что этим объяснением Габен пытается скрыть свою скаредность, но промолчала и лишь недоуменно пожала плечами, – у каждой знаменитости свои причуды.
Как оказалось, это было только начало.
Из колченогого буфета Габен извлёк початую бутылку «граппы», наполнил доверху стакан и подал его Гретхен. Себе же налил рюмку «Camus» и, развалившись в кресле, предложил выпить на «брудершафт».
Продолжавшая стоять посреди комнаты Гретхен – актёр не предложил ей даже присесть – от такой беспардонности чуть было не выплеснула водку в лицо невеже-нарциссу, но вовремя вспомнила наставления Мозера: «Клиент всегда прав».
Изобразив на лице улыбку, Гретхен приблизилась к актёру.
– А что ты стоишь, деточка? Садись ко мне на колени! Выпьем, поговорим, а потом займёмся любовью…
И Габен стал рассказывать о своих интимных отношениях со знаменитыми актрисами. С Марлен Дитрих, когда она ещё выступала под своим настоящим именем – Мария Магдалена фон Лош. С юной Вивьен Ли и Гретой Густафсон, ставшей впоследствии Гретой Гарбо…
…Сделав пару глотков, Габен вдруг умолк, заметив, с каким отвращением слушает его откровения Гретхен.
– Ну да ладно, девочка, оставим в покое иноземный секс – займёмся родным… У нас ведь он называется «любовью», не так ли?
В дальнейшем Гретхен узнала, что была не единственной любовницей Габена во время его короткого пребывания в Вене. Француз был убеждён, что уже самим предложением провести с ним ночь он осчастливливал намеченных им к соитию женщин, независимо от их возраста и социального положения.
Рицлер буквально упивалась тайным злорадством, наблюдая, как жертвами гипнотического обаяния, чрезвычайной самоуверенности и душевной наглости Габена становились звёзды европейского экрана. В конце концов она поняла, что именно на этих качествах он построил свой имидж беспро-игрышного сердцееда.
Вместе с тем Гретхен отметила, что в сравнении с её последующими любовниками из мира артистической богемы Габен был чрезвычайно скуп – чего стоила одна гостиница, где ей довелось побывать! А уж о деньгах за любовные утехи ему лучше было не говорить. Мозеру он устроил грандиозный скандал, едва тот заикнулся о денежной компенсации за проведенную ночь с его «подопечной». Габен пригрозил отказаться от роли и уехать в Париж, если Мозер посмеет настаивать. Начинающий актёр уже тогда мнил себя звездой мирового масштаба, считая, что не он, а любовницы должны платить ему.
– Если за любовь я должен платить, – кричал он, театрально заламывая руки, – то какая ж, к чёрту, это любовь?!
…Мозер спорить не стал. Он просто отвёл в сторону страдающего манией величия лицедея и, показав ему свидетельство о рождении Рицлер, предложил самому решить, что лучше: оказаться в тюрьме за совращение малолетки или заплатить по счёту.
Выяснилось, что Габен лишь в кино был мужественным и непоколебимым, а в жизни – трусливым бахвалом. Заплатил даже больше, чем требовал Мозер. Именно тогда сутенёр и наставник Рицлер произнёс сакраментальную фразу, ставшую впоследствии крылатой:
– Французы придумали слово «любовь», чтобы не платить денег!