Шпионы и все остальные

Мать к этому времени уже собрала Темкин рюкзачок с одеждой и игрушками. Подошел Петр Данилович, глянул вопросительно. Она пожала плечами.

Евсеев натягивал на Артема свитер и шнуровал ему ботинки, родители стояли в прихожей. Было очень тихо. Только приглушенные всхлипывающие звуки… Артем. В конце концов, ребенок перестал сдерживаться и заревел во весь голос.

Евсеев тоже не выдержал, шлепнул по мягкому месту.

После короткой запинки рев усилился.

Шлеп!

На шум из гостиной вышел Брут.

— Тёмочка, милый, надо слушаться папу… — завела мать, сама едва не плача.

— Да погоди ты! — прогремел Петр Данилович.

Он решительно подошел к Евсееву, развернул к себе.

— Так. Теперь объясни, что происходит. Спокойно и без нервов.

Евсеев убрал его руку.

— Уйди, отец. Не мешай.

Лицо Петра Даниловича налилось краской:

— Не уйду. Мы с матерью имеем право знать, в чем дело.

— Так ты из-за Марины?! — вскрикнула Клавдия Ивановна. — Поэтому и спрашивал? Думаешь, мы… Думаешь, я считаю ее…

— Ну, при чем тут Марина, мама?

— А что тогда?

Три поколения Евсеевых столпились у двери: Артем ревел, Клавдия Ивановна по-бабьи охала: «ну что же… ну как же так…» — и хватала за руки мужчин; Петр Данилович и Юрий сверлили друг друга взглядами. Сын — многозначительным, отец — непонимающим.

— Уймись, отец. Отойди. Я серьезно.

— Сначала скажи.

— Ты сам знаешь.

— Что? Что я знаю?!.. Клава, не мешай!

— Юрочка, что мы должны знать?

— Отойдите все!

А вот этого никто не ожидал: семидесятитрехлетний Петр Данилович вдруг схватил сына за шиворот, встряхнул хорошенько.

— А ну, в комнату! Живо!

Пошел на него грудью. Толкнул.

— Петя! — ахнула мать. — Юрочка!

— Иди в комнату, сказал!

Брут от неожиданности тявкнул. Артем перестал плакать и озадаченно уставился на взрослых: что за игра такая, нехорошая?

Юрий отступил назад. Губы дернулись в усмешке: тоже мне, Шварценеггер — «Возвращение героя»…

Но отец был настроен серьезно.

Он слушал, сидя на краешке дивана, узловатые, еще крепкие руки — на коленях, кончики пальцев тихонько ударяются друг о друга.

Слушал, меряя шагами комнату. Шаги тихие — чтобы не пропустить что-то важное. Шаги тяжелые.

Когда Юрий пересказывал слова Светланы об обнаружении сканера на втором участке, он остановился. Замер.

Потом смотрел в окно, сцепив губы. Там, во дворе, Клавдия Ивановна с Артемом и Брутом («…Темочка, идем погуляем, милый. Папе с дедушкой поговорить надо…»).

Опять шаги, шаги.

— Да ты, сынок, совсем с катушек съехал? Нашел шпиона! — сказал Петр Данилович, когда сын закончил свое повествование. Без азарта сказал, без задора, без обиды. Как смертельно уставший человек, не имеющий сил и желания опровергать облыжное и совершенно глупое обвинение.

— А чего мне еще думать? — так же устало и глухо сказал Юрий. — Нас двое было: ты да я. Мать с Мариной в ванной.

— И Артем в ванной. Чего ж ты его не считаешь?

— При чем тут Артем?

— Потому что надо все варианты просчитывать, если ты уж взялся в семье шпиона искать! И нас с тобой не двое было! А трое!

— Как трое?

— Очень просто! Брут с нами был!

— Ты все шутишь…

— Никаких шуток. В большой игре даже блох считают!

Петр Данилович встал, слегка покряхтывая, сделал знак «пойдем» и направился в коридор. Юрий двинулся следом. Отец завел его в ванную, включил воду. Повернулся, уставился пронзительным взглядом, какого Юра никогда не видел. Так он, наверное, в свое время, смотрел на разоблаченных карателей.

— И не только людей считать надо, не только младенцев и собак, — сказал старый чекист, понизив голос. — Надо о технических средствах помнить!

Юрий хлопнул себя по лбу:

— А ведь действительно! Но откуда у тебя могут быть «жучки»? Ты ведь посторонних в дом не пускаешь!

— Это верно. Только я знаю, что никто меня не вербовал, никому я не сливал информацию, не болтал языком, как помелом. Следовательно, объяснение может быть только одно…

— А ведь действительно!

Юрий испытал прилив облегчения. Даже дышать легче стало.

— Ты меня извини…

Петр Данилович с шумом выдохнул воздух, коротко взмахнул ладонью.

— Всё потом, Юра. Первым делом надо найти этого «жучка»… Так. Мы говорили в гостиной. Значит, там. Принеси из кладовой ящик с инструментами.

— Нам ведь придется всю квартиру вверх дном перевернуть…

— Перевернем, если надо.

Молча взялись за работу. Телефон — до винтика. Сняли панели с телевизора. Развинтили розетки. Плинтус. Разветвительная коробка под потолком. Люстра. Настольная лампа.

— Из чужих я домой никого не пускаю, это понятно… — Петр Данилович светил фонариком, пока Юрий ковырялся во внутренностях лампы. — Все стараюсь делать сам. По сантехнике, электрике… Старая привычка. На днях приходил мужик из ЖКХ, плиты проверял — на порог его не пустил. Если надо что-то подписать — выхожу, квартиру запираю, подписываю на лестничной площадке. И мать предупредил. Так что в нашем присутствии точно никто поставить «жука» не мог. А вот когда нас дома нет… Это другое дело. Отмычки, дубликаты, тому подобное. Тут они могли похозяйничать. А у вас с Мариной как с этим делом?

— Я дома о служебных делах не говорю. И раз в полгода приношу поисковик да обхожу с ним квартиру.