Шпионы и все остальные

— А уступить нам сорок процентов «АСКО» он не собирается? В счет уплаты долга? — Трепетов улыбался. Это была шутка. Старая, судя по всему, шутка.

— Думаю, Трофимов предпочитает нагадить, а после — сдохнуть, — серьезно ответил Лев Николаевич.

— Ёшкин кот.

— Воздействие третьей степени? — поднял брови Лев Николаевич.

— Да, — согласился Трепетов. — И еще неделя сроку. Потом обваливаем акции. Потом… Как это у тебя называется?

— Потом слухи о плохом самочувствии Трофимова подтвердятся, — сказал Лев Николаевич.

— Вот именно.

— Так и помечу…

В отличие от своего знаменитого тезки-графа, наш Лев Николаевич никогда не увлекался идеями духоборства, всеобщей любви, непротивления злу насилием и так далее. Это можно утверждать наверняка. При всей своей таинственности Лев Николаевич в этой части совершенно прозрачен. Например, директору агентства недвижимости, своему товарищу по далеким школьным годам, он помогает иногда утрясать кое-какие дела, и это чистая правда. Однако делает это он отнюдь не бескорыстно. Твердые пятнадцать процентов от «конфликтной» суммы — таков его гонорар. Надо отдать должное, отрабатывает его Лев Николаевич по высшему разряду.

— Питер и Москва — норма, все закрыто… Назревает небольшая проблема в Полтаве, по Гольдбергу. Источники говорят, что в областную администрацию он не попадет. Там меняется начальство, наружу выползает не очень приятный кадр, представитель «Конгресса Украинских Националистов». Гольдберг вряд ли с ним договорится.

— Сколько? — спросил Трепетов.

— В этом году вы вложили в него шесть миллионов. И раньше по мелочи, от полутора до двух. Я могу уточнить.

— Гольдберг гол как сокол. Я с самого начала не рассчитывал на скорую отдачу. Подождем еще. Что там дальше?

— Из актуального больше ничего, — сказал Лев Николаевич и закрыл блокнот. — Нарисовалась возможность нового вложения. При определенных условиях довольно интересная.

Трепетов подождал.

— Ну? Так что там?

— Вчера разговаривал с одним босяком. Он некогда охранял секретные подземные коммуникации и ухитрился спереть где-то там десятикилограммовый слиток гохрановского золота. Утверждает, что есть хранилище, где таких слитков еще ровно девятсот девяносто пять штук. Готов доставить их наверх при условии финансовой и организационной поддержки.

— Очень интересно. Значит, босяк предлагает мне гохрановское золото… — Трепетов усмехнулся, взял из принтера свежую распечатку биржевых сводок. — Звучит как приглашение на поиски сокровищ!

— Примерно так, — согласился Лев Николаевич. — Но я навел кое-какие справки по этому босяку. Его фамилия Пыльченко, он и в самом деле служил в спецподразделении ФСБ «Тоннель», расформированном два года назад. Я видел слиток. Это в самом деле гохрановское золото. На нем редкое пробирное клеймо, которое использовалось до пятьдесят восьмого года.

— Редкое… Хм. Замечательно. И что с того? — проговорил Трепетов, подняв глаза от распечатки.

— Хранилище создавалось в сорок втором, во время наступления немцев на Москву. На слитках, находящихся там, должны быть соответствующие клейма. Такие, какими клеймили золото в СССР до и во время войны. Это логично.

— Подожди. Я что-то упустил. Какое еще хранилище? Ты говоришь так, будто все должны были о нем слышать. Или знать. Это как Шар Желаний у Стругацких, что ли?

— Стругацкие? — переспросил в свою очередь Лев Николаевич. Нахмурился. — Не знаю, я с ними не работал. А хранилище — это такая старая кагэбэшная легенда. Глубоко под землей, в каких-то завалах, где никто не может его найти… Может — правда, может — нет. Во всяком случае, босяк поет складно.

— Ясно.

Трепетов на какое-то время замолчал, уткнувшись в свои бумаги. Лев Николаевич смотрел в окно на яблоневый сад. На ближнем дереве с ветки на ветку деловито прыгала огромная сойка, поглядывая на него любопытным черным глазом. Но Лев Николаевич вряд ли ее вообще заметил. Как и сам яблоневый сад, возможно. Он не испытывал нежных чувств ни к птицам, ни к животным, ни тем более к людям.

Если бы у него была возможность самостоятельно провернуть это дело, он бы ни словом Трепетову не обмолвился. Ни граммом бы не поделился. Срубил бы свой куш, бросил Москву и поехал доживать век в тихий европейский городок. Но, в отличие от того босяка-«тоннельщика», Лев Николаевич хорошо понимал, что даже при самом удачном стечении обстоятельств перед ними рано или поздно встанет задача обратить золото в живые деньги. И здесь без Трепетова никак не обойтись… А транспортировка? Даже для того, чтобы перевезти десять тонн золота с одного места в другое в пределах Москвы (не поднять из каких-то там неведомых глубин, а только перевезти!), потребуется целая армия грузчиков, хорошо вооруженных охранников плюс взвод удобренных-унавоженных ментов, гайцов и мало ли кого еще… Здесь необходим административный ресурс. У Трепетова он есть. Значит, все верно.

— …Так сколько он просит, этот ваш босяк?

Трепетов оторвался от бумаг, взял со стола карандаш, что-то набросал на полях.