Шпионы XX века

Однако с опровержением в палате общин выступила премьер-министр Великобритании госпожа Тэтчер. «Лорд Тренд, – сказала она, – – с которым я имела возможность обсудить этот вопрос, согласен с теми, кто пришел к выводу (хотя это и невозможно доказать), что сэр Роджер Холлис не являлся агентом русских разведывательных служб». Тем не менее премьер-министр обещала провести расследование того, как обеспечивается безопасность, и выявить источник, на основе которого была написана книга Пинчера. Этим источником, по-видимому, была леди Фалькендер, повторявшая все, что ей довелось услышать из уст самого Вильсона. Тот в свою очередь почерпнул эти сведения из дела, созданного «младотурками». На прямо поставленные вопросы Пинчер заявил, что источниками для книги явились коллеги Холлиса из МИ-5 и СИС.

«Младотурки» (правда, к этому времени многие из них были уже немолоды, а некоторые успели уволиться из спецслужб или выйти в отставку) открыли для себя мощь произнесенного публично слова. До этого они пытались использовать привычные для них каналы, но ничего не достигли.

Возросшие в обстановке секретности, наученные с подозрением относиться ко всем средствам массовой информации – конечно, когда они сами не манипулировали ими, – «младотурки» с отвращением выносили свои проблемы на публику. Но теперь ситуация изменилась. Питер Райт, более всех остальных одержимый демоном поисков враждебных заговоров, вышел в отставку и поселился в Австралии. Он оказался вне юрисдикции английских судов, и ему не грозило наказание за нарушение закона об официальных тайнах.

Не утративший связей со своими бывшими коллегами, Райт начал давать информацию о расследовании дел Холлиса, о внедрении советских агентов в МИ-5, об использовании Советами своих агентов влияния, против которых не было возбуждено уголовных дел только потому, что прокуратура решила не делать этого. В начале 80-х годов последовал поток публичных разоблачений и признаний: некий чиновник, оказывается, передавал информацию Берджессу, бывший посол Великобритании в Москве спал с русской горничной, которая оказалась (большой сюрприз!) сотрудницей КГБ, а офицер военной разведки шпионил в послевоенной Германии в пользу России. Одним словом, начал публиковаться бесконечный список лиц – зачастую весьма незначительных, – которые оказывали помощь Советскому Союзу очень давно, зачастую много десятилетий тому назад[60]. Английская пресса весьма охотно приняла участие в этой кампании. Редакторы правильно рассудили, что британцы проявят повышенный интерес к теме шпионажа и предательства. (Анализу причин этого можно посвятить отдельную книгу. Если говорить коротко, то этот нездоровый интерес вызван постоянным упадком страны и тем блефом, при помощи которого Британия пыталась поддержать свое величие. Как сказал Мередит: «Мы преданы тем злом, которое носим сами в себе».) «Младотурки» ликовали все сильнее, по мере того как росло число признаний, опубликованных в прессе. Каждый раз, когда называлось новое имя, и особенно тогда, когда подозреваемый признавался, «младотуркам» казалось, что они ещё на шаг приблизились к торжеству своего дела.

Особенно приятной для них оказалась публикация истории Бланта. «Младотурки» были возмущены тем обстоятельством, что ему, по-видимому, удалось избежать наказания за шпионаж после сделанного им в 1964 году признания. О том, что Блант работал на русских перед войной, во время войны и частично после нее, стало известно в результате заявления, сделанного его американским другом Майклом Стрейтом. Блант согласился на сделку с английскими властями. Было достигнуто соглашение о том, что он не будет подвергнут наказанию, а факт его предательства сохранится в тайне. Со своей стороны Блант обещал сделать все возможное, чтобы помочь властям и ответить на все вопросы честно и откровенно.

«Младотурки» считали эту сделку позорной капитуляцией перед положением Бланта в обществе и тем постом, который он занимал. Однако у правительства были существенные причины пойти на сделку подобного рода. Морис Крамп, работник прокуратуры, осуществивший эту сделку, говорил, что, даже принимая во внимание показания Стрейта, привлечь Бланта к суду не представлялось возможным, так как против него не было никаких улик. С другой стороны, он был способен поделиться весьма ценной информацией. И он был готов пойти на это в обмен на ничего не стоящий отказ от «попытки предпринять невозможное» – доказать его вину в суде.

Больше того, утверждал Крамп, информация, которую представил Блант, вовсе не является доказательством его вины, так как по английским законам показания такого рода не могут быть использованы против обвиняемого. «Вполне понятно, что Блант согласился на предложенную сделку только потому, что не знал об отсутствии против него улик, – говорил Крамп. – И если бы я лишил мою страну ценной информации из опасения быть обвиненным в невыполнении своих обязанностей, то мое поведение заслуживало бы всяческого осуждения»(22).