Шпионы XX века (Главы 11-15)

Сразу же после начала войны Курчатов решил прекратить работу по проблемам ядерного распада. Лаборатория закрылась, и большая часть молодых ученых ушла в армию. Г. Н. Флеров поступил в ВВС, и уже с военной службы 28-летний лейтенант бомбардировал Курчатова, Государственный Комитет Обороны и членов Академии наук письмами, в которых настаивал на возобновлении исследований. Но к этому времени немецкие войска находились в пригородах Москвы. Существование Советского Союза находилось под угрозой, и поэтому вряд ли можно удивляться тому, что на многие из

[284]

своих писем Флеров даже не получил ответа. Но молодой лейтенант не утратил интереса к ядерным исследованиям, и, когда в феврале 1942 года ученого перевели на военно-воздушную базу в Воронеж, он использовал эту возможность для занятий в университетской библиотеке. Библиотека располагала полным фондом свежих западных научных журналов. И то, что Флеров обнаружил, обескуражило и встревожило его.

Еще в 1940 году Флеров и один его коллега опубликовали отчет о произвольном делении ядра урана и за эту работу были выдвинуты на Сталинскую премию. Но премии они не получили по причине того, что западные ученые не проявили интереса к открытию и даже не прореагировали на сообщение Флерова, опубликованное в 1940 году в июльском номере "Физикал ревью". Удивленный этим молчанием - физика перед войной была, наверное, самой интернациональной наукой, - Флеров часами рылся в научных журналах. Комиссия по Сталинским премиям была права: в журналах не было упоминаний о работе Флерова. В какой-то момент Флеров осознал, что в журналах вообще нет никакой информации по проблеме ядерного распада. Имена Ферми, Сциларда, Теллера, Андерсена, Уэйлера, Вигнера - все великие имена в этой области знаний просто исчезли со страниц журналов. Из этого Флеров сделал однозначный вывод: ядерные исследования в США объявлены государственной тайной, так как ученые Америки трудятся над созданием атомной бомбы[*Флеров был не совсем прав. Американские ученые в апреле 1940 года самостоятельно решили не публиковать сообщении по этой проблеме, опасаясь. что такие публикации могут помочь немцам создать атомную бомбу].

Флеров, в то время младший офицер, решил обратиться напрямую к Сталину своему главнокомандующему. Он написал Сталину письмо, в котором привел свои доводы и заключение, к которому он пришел. Флеров утверждал, что для Советского Союза жизненно важно как можно скорее возобновить исследования в области ядерной физики и приступить к созданию атомной бомбы. Теперь дело пошло гораздо быстрее. Хотя решающая фаза войны еще не была пройдена. Государственный Комитет Обороны в принципе одобрил идею возобновления работ по ядерной физике, и Флеров был вызван в Москву для консультаций. Некоторые крупные ученые чувствовали себя довольно неловко в разговоре со Сталиным, который желал узнать, как получилось, что молодой лейтенант на фронте сумел увидеть опасность, грозящую Советскому Союзу, а научные советники председателя ГКО ее не заметили[*Флеров стал выдающимся советским физиком, лауреатом Ленинской премии и действительным членом АН СССР]. Ученые вынуждены были сообщить Сталину, который

[285]

мог их свободно расстрелять, не будь они столь необходимы, что работа по созданию атомной бомбы, возможно, идет не только в США и Великобритании, но также и в Германии(33).

Программу создания советской атомной бомбы возглавил Курчатов. Когда ход войны изменился в пользу Советского Союза и Красная Армия вступила на территорию Германии, он предпринял серьезные попытки завербовать себе в помощь немецких ученых. Решение лауреата Нобелевской премии Густава Герца, специалиста по диффузионному методу разделения изотопов, может служить хорошим примером интернационализма физиков-ядерщиков. Когда Германия рухнула, он решил не двигаться в западном направлении. Вместо этого Герц предложил свои услуги Советскому Союзу, мотивируя свой поступок тем, что на Западе и так много блестящих ученых и что русские смогут лучше оценить его способности(34).

Но в тот период Советский Союз не форсировал программу создания бомбы. Ощущение срочности и неотложности возникло лишь после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 года. Испытательный взрыв американцы произвели 16 июля. Шла Потсдамская конференция. После окончания заседания 24 июля Трумэн подошел к Сталину и сказал ему о новом оружии "необычайной разрушительной силы". Свидетельства того, что сказал Трумэн и как понял его Сталин, весьма различны. По западной версии. Сталин просто не понял, что речь идет об атомной бомбе. Согласно советской версии, Сталин все прекрасно понял и в тот же день заявил, что желает переговорить с Курчатовым об ускорении работы по созданию советской бомбы. Истина, как намекают некоторые советские версии, состоит в том, что Сталин понял, о чем говорил Трумэн, но не сумел в полной мере оценить значение того, чего сумели достичь американцы.