Читаем Шпицбергенский дневник полностью

Ну и понятно, что никто не говорил о прошедших совсем недавно похоронах. К гибели шахтёров привыкнуть, конечно, нельзя, но боль, когда она слишком часто, может несколько притупиться. Так и здесь. Бывает, что погибают люди. Каких только смертей здесь ни случалось. То сварщик на растворном узле заделывал в копре шов, а на него возьми да и высыпи случайно целый самосвал песка, то матрос буксира полярной ночью, когда судно с обледенелыми бортами стояло на приколе, перепрыгивая на причал, соскользнул неудачно в воду, и нашли его там уже без каких-либо признаков жизни, то молодая женщина скончалась от внематочной беременности, которую она скрывала до последнего момента, да мало ли… Но чаще всего, разумеется, гибли шахтёры — последнего угледобывающий, да ещё высокой категории по степени опасности.

последнего самым юбилеем треста, в самый что ни на и есть канун приезда высоких гостей погиб молодой ещё, но весьма опытный и осторожный в работе шахтёр. И не от той случайности не сумел спастись, которая происходит по природным условиям, что и предсказать и предотвратить бывает не возможно, я имею в виду горные удары, которые иногда обрушиваются в буквальном смысле слова, как снег на голову, то есть тряхнёт где-то и обвалится кусок горной породы именно на голову да так, что уж и не встать бедняге, принявшем на себя этот удар. Нет, погиб он от другой случайности, от которой обычно всегда предостерегают, но о которой в пылу трудового азарта, ради получения скорой большой премии, частенько забывают.

Почему пришлось парню, которому оставалось до отъезда на материк всего неделю доработать, сунуться под висевший над головой рештак, тяжёлый такой жёлоб, в акте в связи с расследованием смертельного случая, не было записано, только оборвался неожиданно груз и придавил шахтёра. Товарищи по работе, что были в этой же смене, осторожничали в рассказах, ну да кто же не понимает, что обвинить погибшего в случившемся спокойней, чем того, например, кто второпях отдал команду рабочему скорее проверить, всё ли в порядке под грузом, да мог приправить команду медлившему исполнителю резкой бранью с крепкими нецензурными словечками. И не то было страшно рабочему, что обругают: к ругани-то да нецензурщине народ они привычный, а то, что осерчавший начальник под конец пребывания может премию срезать или не приписать нужные часы для получения большей зарплаты. Потому и послушался, а несчастье-то возьми и случись. Кто же знал, что этак выйдет хуже, чем лишиться части денег.

А генеральный директор, узнав о новом происшествии, был в ярости оттого, что уж очень это произошло несвоевременно. Утешало, может, только то, что всё же раньше юбилея случилось, а не в дни приезда руководящих лиц.

Тогда вообще это стало бы ударом по всему тресту, а не только по рабочему. А так, по крайней мере, в период празднования руководству об этом не говорилось.


Незаходящее августовское солнце светило почти ласково. Именитые гости посетили музей и восторгались замечательными экспозициями. Это было не удивительно. Музей на самой профессиональной основе создавали многие.

Главными организаторами, точнее инициаторами и создателями были археолог, профессор Вадим Фёдорович Старков, человек исключительной энергии и подвижности, влюблённый в археологию Шпицбергена до корней волос, и кандидат геологических наук, постоянный руководитель партии геологов на Шпицбергене с шестидесятых годов, Александр Аркадиевич Красильщиков, очень спокойный человек, несколько медлительный, любивший поэзию и, к сожалению, несколько лет назад ушедший из жизни. Эти два человека, когда я работал уполномоченным треста, буквально осаждали меня предложениями, проектами, просьбами по созданию музея, а я уж перемещал их дальше по инстанции до тех пор, пока не удалось получить бывшее здание школы и рабочих для переоборудования классных комнат под музейные залы.

На втором этаже, переходя из комнаты в комнату, можно познакомиться сначала с природой Шпицбергена, немногочисленными млекопитающими, птицами, рассевшимися на скале, увидеть кости кита, настоящую сельдевую акулу, сфотографироваться с чучелом белого медведя, затем в следующем зале детально изучить геологическое строение архипелага на основе более трёхсот образцов горных пород и минералов, расположенных таким образом, что по ним легко проследить геологическую летопись земли, зарождение на ней жизни.

Благодаря помощи норвежских коллег, мы смогли подсветить экспонаты современным электрическим оборудованием, что особенно важно при наступлении сумерек, а затем и полярной ночи. Следующий зал собственно археологический — сердце музея «Помор», где доказывается редчайшими и только здесь существующими экспонатами, что поморы посещали Шпицберген значительно раньше, чем туда прибыл Уильям Баренц.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза