Шпоры на босу ногу

Чико поморщился, но замолчал. И все они мрачно молчали. Зато подъехавший к ним сержант бодро встал в стременах и гордо, радостно воскликнул:

– Ну, вот и всё! Еще совсем немного, и мы в ставке!

– А неприятель? – спросил Франц. – Он что?

– Нет его! – уверенно сказал сержант. – Здесь вообще нет никого! Совершенно! Наверное, в такой лютый мороз даже Белая Дама сидит на печи!

– О! – сказал Чико. – Слышали? – и многозначительно посмотрел на товарищей.

Товарищи молчали. Так как они, наверное, подумали, что если даже их бравый сержант, и тот поминает Белую Даму как вполне реальное существо, то так оно, наверное, и есть. А сержант, по прежнему ничего не понимая, что же здесь такое происходит, сердито спросил:

– Что значит «о»? Чего вы тут затеяли?

– Ничего! – угрюмо ответил Чико. – Мы просто тут без вас заспорили, сержант. О Белой Даме.

– Вот даже как! – удивился сержант. – Ну и что же вас в ней не устраивает? Или наоборот радует?

Однако не успел Чико решить, как бы ловчей на то ответить, как Курт уже насмешливо сказал:

– Он говорит, – и Курт кивнул на Чико, – он говорит, что в нашей карете она и сидит, эта Белая Дама. Пугает, стало быть! – и засмеялся.

Но, правда, только он один и засмеялся, а все остальные понуро молчали. Сержанту это очень не понравилось. Но виду он, конечно, не подал, а, презрительно хмыкнув, вскликнул:

– Женщина в нашей карете! Забавно! – и сразу сердито огладил усы. И также сердито продолжил: – Значит, Белая Дама. Ну-ну! А я уже было, глядя на вас, подумал, что вы все как один серьезные, толковые ребята. Видавшие виды! И понимающие что-то в этой жизни. Поэтому таким не заморочишь головы всякими штабными бреднями!

– Почему штабными? – удивился Курт.

– Да потому что всё это из штаба, вот что! – еще сердитей продолжал сержант. – И для чего это, разве не ясно? Да чтобы пугать дураков! Чтобы дураки боялись покидать колонну! Чтобы дезертирства не было. Но зато чтобы всегда было, кому…

Но тут он спохватился, замолчал. И был очень собой недоволен, потому что, думал, сболтнул лишнего. Но, тут же думал, зато сразу вон как они успокоились! И это очень хорошо, потому что только паники ему здесь не хватало. И сержант уже совсем было собрался сказать им что-нибудь веселое, чтобы совсем это сгладить, забыть…

Но тут вдруг Франц сказал:

– А говорят, ее вчера поймали.

– Кого?! – грозно спросил сержант.

– Ее. Здесь. То есть, там, в колонне, – торопливо, боясь, что его перебьют, сказал Франц. Потом сказал уже спокойнее: – Она, то есть Белая Дама, вышла из леса, села к костру и стала говорить, что в Париже опять революция… И якобинцы.

– Ну-ну! – сказал сержант. – Вот даже как! Уже якобинцы! То есть, – тут он повернулся к солдатам, – как я и обещал: штабные бредни. Ха, якобинцы! Но, чувствую, это еще не все. Не так ли, Франц? Ну, чего затаился? Ты дальше давай, дальше!

– А дальше, – тихо сказал Франц, – они ее поймали. Потом, приговорив, стали расстреливать. А ее пули не берут! И тогда маршал приказал…

Но тут Франц окончательно смутился и замолчал.

– Что маршал? – напомнил сержант. – Что он приказал?!

– Бы… бы… Бросить ее в костер, – промямлил Франц.

– И там она, конечно, растаяла? – строго спросил сержант. – Она же из снега! Ведь так?

Франц покорно кивнул – и над ним засмеялись. Правда, не все – Чико молчал. Молчал очень сердито! А сержант, и он тоже без тени улыбки, сказал:

– Значит, они ее все же прикончили. Это, конечно, радует. Я, знаете, всегда за них, штабных крыс, радуюсь. А вот за тебя, Франц, мне очень обидно. Такой вроде бы бравый солдат, и музыкант, наверное, тоже толковый, а такие глупости рассказываешь, что просто стыдно повторять. И вообще! – вдруг зычно, резко продолжил сержант. – Хватит болтать! До ставки уже совсем близко, лес пуст, значит, никто нам здесь уже не встретится! Марш! Марш! – и понукнул Мари.

И они тоже двинулись быстрей. Потом – он приказал – они еще быстрей прибавили. А потом и вообще, и уже даже без команды, пошли вполне пристойной рысью. А тут и лес вокруг начал достаточно быстро редеть, дорога стала понемногу опускаться под гору…

А потом лес совсем расступился, и они выехали в поле, на простор. И какое это поле было ровное – просто на диво! И снег там был плотно прибит, и неглубокий. И там даже дышалось совсем по-другому! Мари несла легко, сама шла на повод…

Но это всё по опушке, по краю. Потому что умная лошадка, потому что понимала, что к чему. Не то что некоторые! И сержант покосился на Франца. И Франц, в свою очередь покосившись на сержанта, достал флейту, отер ее рукавом и только уже примерился играть…

Как тут вдруг впереди послышался хриплый и злобный собачий лай.

– Деревня! – радостно воскликнул Дюваль. – Прибавьте шагу, господа, мы едем за отставкой!

И, не выдержав, выхватил саблю из ножен и выкрикнул здравицу в честь императора. Солдаты хоть и вразнобой, но всё же подхватили. Отряд подтянулся, пошел на рысях – и через каких-то две сотни шагов за ближайшим лесным поворотом показалась деревня.