Шпоры на босу ногу

И в тот же день в городе начались грабежи и пожары. Но, к чести победителей, город дотла не сгорел. Так что по вполне еще сохранившейся Заручевской улице возвращался от приятеля сержант Шарль Дюваль – уроженец Бордо и ветеран шестнадцати славных кампаний. И сам, черт побери, славный рубака и бравый гусар! А вот теперь он шел пешком, как простой пехотинец. Что ж, в жизни всякое случается. Да и ведь не это главное, думал сержант, улыбаясь. Куда важней, думал он дальше, это что эта кампания уже закончена, потому что, как это и было задумано, у России уже отнято всё, что она прежде отняла у Польши. Так что теперь пройдет еще неделя-другая, и два императора встретятся посередине Днепра и заключат достойный мир, перекроят границы. Им это запросто, они к этому уже привыкли. Ну а у сержанта аппетит куда скромнее – он просто похлопочет об отставке. Он не тщеславный, вы же знаете, и поэтому пускай себе другие дожидаются здесь, в этом варварском Витебске, открытия новой кампании и вместе с императором отправляются в Москву, шагают в Индию – куда угодно. А с него довольно, он устал. Да и если бы он даже не устал, если бы он даже и рвался служить дальше, подумал сержант, то у него бы это всё равно не получилось. Ему же было четко, ясно сказано, что это его последняя кампания. И вот эта кампания закончилась, а он еще жив. Значит, если его не убили, то каким еще образом он может выбыть из армии? Подумав так, сержант тут же нахмурился, потому что этих образов, увы, не так уж и мало… Но тут же подумал: нет, глупости! Да и сам он теперь не так глуп, как когда-то, и поэтому он теперь не будет ждать, а первым начнет дело, то есть похлопочет об отставке. К тому же, разве это плохо – вернуться домой, к матушке? Он же у матушки один, хозяйство без мужской руки запущено, он сразу за это возьмется. Правда, он за эти годы, наверное, всё перезабыл. То есть придется ему учиться заново, как новобранцу. Ну и ничего, он же не гордец какой-нибудь! И он же не в пустыне, не под пирамидами (черт бы их побрал!) живет! И поэтому в первый же вечер, приведя себя в порядок, и не с пустыми руками, конечно, он заглянет к соседу. И там его начнут расспрашивать, он станет отвечать, а дочь соседа… Да, а кстати! Когда он уходил, она еще не родилась, так как сосед тогда только женился. Зато сейчас – верней, тогда, когда он к ним вернется, она будет уже красотка хоть куда! Вот только, вдруг вспомнил сержант, главное, чтобы волосы у нее были светлые. Или тогда уже пусть будут совсем черные, с синевой, то есть масть вини. Но только бы не трефы! Потому что и об этом ему тоже было сказано. А вспомнив это, сержант вспомнил и другое, а это другое было, прямо сказать, не из очень приятных. Сержант нахмурился, остановился, посмотрел по сторонам…

И нахмурился еще сильнее. Ну, еще бы! Ведь он увидел, что совсем неподалеку от него патрульные – судя по форме, вестфальцы из корпуса Жерома Бонапарта, – патрульные задержали проходившую мимо них стройную даму в вуали и, путая немецкие и французские слова, стали допытываться у нее, кто она такая и что здесь делает. Дама гордо молчала.

За долгие годы службы сержант так и не привык к союзникам, он их не любил. Более того, он им не верил, но терпел – потому что, как-никак, а пригласил их император. Но даже всякому терпению бывает предел! И поэтому когда один из солдат грубо схватил даму за руку и попытался было приподнять вуаль, сержант не замедлил вмешаться.

– Эй, приятели! – сказал он, подходя к вестфальцам. – А ну-ка полегче! Император не воюет с дамами, – и при этом он так недвусмысленно глянул на офицера, старшего в патруле, что тот посчитал за лучшее не перечить.

Оно и неудивительно, пехота всегда отступает перед кавалерией!

А Дюваль между тем продолжал:

– Мадемуазель! – и он галантно поклонился незнакомке. – Простите, что я заставил вас ждать. Служба!

Дама согласно кивнула, взяла сержанта под руку, и они удалились, оставив союзников в растерянном недоумении.

Когда сержант и незнакомка уже достаточно отошли от патрульных, дама приподняла вуаль и тихо сказала:

– Благодарю вас, сержант! – на чистейшем французском, с едва заметным южным акцентом.

– Дюваль! – поспешно подсказал сержант. – Шарль Дюваль, мадемуазель, к вашим услугам, – тут он вполне пристойно поклонился и подумал: «Да она еще и красавица! И не трефовая! Вот это удача!»

– Вы так любезны, сержант, – продолжала дама, – что мне просто неловко просить вас о еще одном одолжении.

– О нет, какие тут неловкости! – поспешно воскликнул галантный сержант. – Да еще с вашей стороны! Вот мы, мадемуазель, перед вами и впрямь виноваты. Такие грубости! Хватать… – но тут он замолчал, осекся, не пожелав бросать тень на Великую Армию и, косвенно, на императора.

– Тогда, – и незнакомка мило улыбнулась, – тогда проводите меня. Это совсем недалеко, буквально в двух шагах отсюда.

– О, мадемуазель! – с некоторой даже укоризной опять же воскликнул сержант. – Я и сам хотел было вам это предложить. Просто первым, извините, не решился.

– А вы настоящий гусар! – многозначительно сказала дама.