– Правда – вещь, очень важную, – настаивал Колька. И попросил: – Слушай, Алесь возьми меня с тобой.
Мальчишка-белорус издал странный звук – хотел, кажется, присвистнуть, но не получилось.
– Откуда я знаю, – серьёзно сказал он, – может, тебя нарочно ко мне подсадили?… Хотя навряд ли. Странный ты, сразу заподозрить можно.
– Вот Виттерман и заподозрил, – вздохнул Колька.
– В ухо он тебе не въехал? – поинтересовался Алесь.
– Не, красномордый такой.
– А, это Пауль. Он меня мордовал, с-сволочь, – лицо мальчишки ожесточилось, он стиснул рукоятку автомата. – Погоди, подумай. Я тебя возьму, но дорога поганая, через болота. Это ж Брянщина, а не ваши города, тут болота на каждом шагу.
– Так это Брянский лес?! Не, откуда ты такой?!
– Издалека, – вздохнул Колька. – Я с тобой пойду, слушай, куда мне ещё?
– Лады, Алесь встал. – Тогда пошагали скорее, к рассвету добраться надо, они перед рассветом налетают всегда…
… Странно, но темно в лесу не было. И от этого становилось ещё более жутко, чем если б было. Какие-то тени шевелились на прогалинах, березы белели, как длинные кости, сумрачно шумели безо всякого ветра кроны. Из черных, беспросветных низинок тянуло сыростью, выл где-то волк, ухал филин, а потом вдруг зашелся таким рыдающим хохотом, что у Кольки волосы дыбом встали, и он стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Луна проглядывала меж листьев недружелюбным белесым глазом – словно подглядывала. Папоротник тут и там тихо шуршал и колебался, а в какой-то момент Алесь замер – Колька остановился тоже и увидел, как впереди проплыли громадины черных теней. Послышалось легкое фырканье, повеяло странным запахом.
– Зубры, – шепнул Алесь поворачиваясь. – Давай скорей.
Колька и так старался "скорей", даже ковбойка взмокла – то ли от напряжения, то ли от страха. Винтовка то и дело цеплялась стволом за ветви, и мальчишка понес её в руках, перекладывая из одной в другую. Он никак не мог заставить себя поверить, что где-то недалеко пробираются к партизанскому лагерю немцы, что этот лагерь вообще есть. Скорей можно было представить: ты на даче и с местным пацаном собрался… куда можно собираться на даче по ночному лесу? Да и нет вокруг дач таких лесов.
Ноги сразу ушли в жижу выше щиколоток, она просочилась в кроссовки. Алесь, пригнувшись, шарил в зарослях, а Колька увидел уже знакомую картину болота. Только ночью оно выглядело не просто не приятно, но ещё и жутко-таинственно. В глубине урчало, словно ворочался в тине динозавр. Белесые, как кусочки луны, огоньки плавно перемещались между чахлыми кустами. Серебром поблескивала поверхность, на которой тут и там ажурным плетением торчали пучки осоки.
– Держи, – Алесь сунул в руку Кольке длинный гладкий шест, отполированный долгим употреблением. – Идти долго, километров восемь. Не останавливайся, шагай за мной, в сторону свернёшь – и крикнуть не успеешь, понял?
– Понял, – кивнул Колька. – Тут динозавры не водятся?
– Не, – мотнул головой Алесь. – А ты читал "Затерянный мир"? Вещевая книжечка, я перед самой войной у одного у одного приезжего из Минска брал читать…
– Не читал, – признался Колька, устраивая удобнее на плече винтовку. – А кто автор?
– Не помню, англичанин какой-то. Он ещё про сыщиков пишет, только я эти не читал, – Алесь вздохнул: – Я думал – в школе отучусь, на геолога пойду, во у них жизнь! Приключения, путешествия… А тут вон как. Столько времени эта война у людей украла!
– Вообще-то война – это тоже приключение, – заметил Колька. Алесь посмотрел на него, как на сумасшедшего, но потом согласился:
– Когда в книжках читаешь про разные другие страны – да. А когда у тебя отца из дома выволакивают и прикладами охаживают, чтоб шёл на фашистов работать – какое это приключение?… Пошли вон. Точно за мной держись, не то пропадёшь! – предупредил он ещё раз и первым шагнул в жижу у берега.
Внутренне содрогаясь, Колька полез за ним. Ноги ухнули до колен – в тёплую грязь, потом провалились глубже, и сквозь кроссовки ступни полоснул беспощадный холод никогда не прогревающейся глубины. Алесь шагал, как плыл – шаря перед собой шестом, тяжело, но быстро передвигая ноги. Шестом он управлялся левой рукой, правую держал на автомате – ствол смотрит вперед, ремень, через плечо.
У комарья начался праздник. То ли они не спали, то ли проснулись, но после первого же десятка шагов вокруг мальчишек повисло дымчатое облако, исходившее тонким противным писком. Комары прокусывали даже ковбойку Кольки, а Алесю в его обрывках вообще приходилось худо – и он не выдержал: подняв одной рукой автомат, опёрся на шест и стукнулся головой. Когда он вынырнул, грязь стекла с него ленивыми сгустками. Колька сморщился, но уже после первого километра, вздрагивая от отвращения, окунулся в грязь сам, и комары почти отстали.