Шпоры на кроссовках

Столы поставили громадной буквой Т. За "верхней перекладиной" сидели всего человек десять – среди них Колька узнал только сэра Ричарда, притихший Алесдейр объяснил шёпотом, что там сидят шериф[9] с женой, бейлиф[10] тоже с женой, вождь предателей-шотландцев Джед МакДугл и несколько наиболее знатных гостей, кое-кто тоже с женами. За остальными столами устроилось человек сто, причем мужчины были хоть и не в доспехах, но при оружии – с мечами, да и здоровенные ножи, которыми ловко разделывали мясо и птицу, тоже имели явно "двойное значение". Замковый сержант, заглянувший за мальчишками, как и было обещано – после тушения огней, указал им места и исчез, не соизволив ничего объяснить. Но на килт Алесдейра никто не обратил внимания – он оказался не единственным шотландцем за столом, – а сэр Ричард к немалому смущению Кольки встал и, подняв здоровенный рог, окованный серебром, по-шотландски провозгласил тост за "моего гостя, барда из далекой Руси, Николаса из Владибурга, который обещал спеть сегодня на пиру".Колька поднялся, чувствуя себя полным болваном, поклонился, и увидел, что рог-то плывет вокруг стола к нему в руках того самого пажа. Мальчишка с поклоном передал посудину с полутора литрами вина Кольке, ухитрившись одновременно сделать быстрый жест, который можно было истолковать всяко: "Вот так я тебе глотку перережу". Причем жест был умело замаскирован…

Когда вокруг с таким очарованием роняют такие угрозы, а главное – серьезно относятся к своим обещаниям, то единственный способ сберечь и голову и нервы – стать таким же, как окружающие. Принимая рог, Колька так же незаметно и быстро заломил нахаленку указательный палец на правой руке и улыбнулся, благодаря поклоном. Паж не подал виду, но потянул воздух сквозь зубы от боли. С тем и отошел.

"Принять на грудь" полтора литра виноградного вина – это не шутки, а все вокруг внимательно за этим следили и, пристукивая своими посудинами по столу, что-то орали – скорее всего, древнеанглийский вариант русского "пейдоднапейдодна!"… Интерес ситуации еще был в том, что рог нельзя было поставить или положить не опустошив – немедленно пролилось бы недопитое, а Колька помнил, что рассыпать соль, уронить хлеб, или пролить вино в чьем-то доме в старину было страшным оскорблением. Поэтому он осилил вино, брякнул рог на белую с коричневой вышивкой скатерть и, чувствуя, как голова начинает кружиться, поспешно сел и пододвинул к себе здоровенный ломоть хлеба, на который Алесдейр уже водрузил большой ломоть жареного мяса и тушку бекаса.

"Я так и петь не смогу, – не испуганно, а расслабленно подумал Колька, разламывая птицу. – Видела бы мама – что там две "пары" в дневнике!"

К счастью для несовершеннолетних путешественников из ХХI века, в веке ХII не знали крепких напитков, здешнее вино было просто чуть забродившим соком – и скоро опьянение схлынуло.

Впрочем, как тут выяснилось, за своими переживаниями Колька пропустил кусок пира и даже начало соревнования. Сухощавый старик в желто-синем давал жару на арфе и редкостно мощным голосом пел балладу – как объяснил Алесдейр, о первом крестовом походе и о том, как во славу Божию Святое Воинство за одну ночь перерезало больше миллиона неверных.

– Очень приятная тема, – пробормотал Колька, собираясь с мыслями и лихорадочно решая, что спеть – его могли позвать "следующим номером"! Но следующим вышел сам сэр Ричард. Он пел даже не по-английски, а на каком-то диалекте французского языка – знать его отлично понимала, да и песню, кажется, хорошо знали, потому что хором подхватывали последние строчки каждого куплета и даже раскачивались за столами из стороны в сторону. Кольке показалось, что песня была о любви, хотя он сам не мог объяснить, откуда у него такое ощущение. Выяснить точнее мальчишка просто не успел – раскланявшись, барон Харди уже по-шотландски предложил:

– Теперь пусть споет наш гость из Руси – невежливо было бы заставлять его ждать!

Колька поднялся с места, ощущая себя пацаном, которого заставили почитать стишки на взрослой вечеринке, прежде чем отправиться спать. Но Алесдейр сунул ему настроенную лютню, подмигнул, и Колька напомнил себе, что тут его возраст никого не удивит, для этих людей он вполне взрослый мужчина. с этой ободряющей мыслью он и вышел на противоположный от главного стола конец, где стоял трехногий табурет. Впрочем, Колька уже успел приспособить к лютне ремень по-гитарному, и среди притихших гостей пронесся удивленный шепоток – тут принято было играть сидя, держа инструмент на колене.