Миссис Барлилав с удовольствием разнесла бы дверь вдребезги, если бы могла, но дверь была очень крепкой и открывалась внутрь. Исступленно подпихивая дверь пятачком снизу вверх и тщетно пытаясь снять таким образом дверь с петель, она вдруг обнаружила между ее нижним краем и бетонным полом узкую щель. В щель не пролезла бы ее голова или упитанный поросенок, но очень тощий поросенок, возможно, и мог пролезть. Мать выскребла из-под двери всю солому и зафыркала изо всех сил, как будто пыталась, как пылесос, втянуть Шпунтика внутрь.
— Пробуй, детка, — убеждала она его. — Главное — голову просунуть, а остальное легко влезет.
— Вперед, малыш! — завопила миссис Грабгаззл из девятого стойла, и ее крик подхватили миссис Грейзграсс, миссис Мэйзманч и миссис Гобблспад, а также обитательницы стойл, чьи двери Шпунтик уже миновал.
— Давай, милый, — подбадривали они его. — Мы тут все за тебя!
И вот благодаря их поддержке, благодаря понуканиям матери и собственному упорству Шпунтик Собачья Лапа отчаянным рывком засунул голову под дверь, заскреб нелепыми передними ногами и оттолкнулся тощими задними — и очутился дома. Он свалился без сил, и мать, ласково похрюкивая, облизала его с головы до пят. По всему хлеву пронеслось хрюканье — всеобщий вздох облегчения, и миссис Суиллер с миссис Гобблспад спустили передние ноги с двери и оперлись теперь на перегородки, граничащие с пятым стойлом, чтобы напоследок еще раз поздравить счастливую мать.
— С ума сойти! — воскликнула миссис Гобблспад. — До чего храброе существо!
Миссис Барлилав оторвалась от сына.
— Прошу прощения, миссис Гобблспад, — медленно и сурово проговорила она. — Он не «существо». Он — поросенок.
— Правильно, — поддакнула миссис Суиллер. — И не просто поросенок. По-моему, так он герой.
И прибавив на прощание еще несколько добрых слов, обе мамаши вернулись к своим обязанностям.
Когда Шпунтик вернулся домой, мать, на его счастье, не только успела позавтракать сама, но и накормила его братьев и сестер. Всячески пихая и подталкивая их пятачком, она затолкала упитанные тельца поглубже в стойло, загородила выход своей большой пятнистой спиной и предоставила весь молочный бар целиком одному маленькому, тощенькому, усталому тельцу.
И уж он воспользовался предоставленным правом в полной мере. Передвигаясь от одного соска к другому, упираясь в мать своими собачьими лапами, он пил и пил. И по мере того как он насыщался, кожа его розовела, животик надулся, как барабан, а унылые глазки заискрились. Когда минут десять спустя свинарь заглянул в стойло, он с трудом узнал в Шпунтике свою недавнюю ускользнувшую от него жертву.
Преследование крысы привело к передвижению ларей и мешков, при этом обнаружились и другие крысы. За этим последовали брань, кряхтенье, размахивание дубинкой и рев: «Чтоб тебя!», «Провались ты!», «Пропади ты пропадом!». Под конец он совсем упарился и рассвирепел на потеху крысам, разбежавшимся по укромным уголкам. На все это ушло много времени.
Он оглядел помещение, думая, что заморыш прячется где-то у дверей, потом обыскал двор и наконец, не найдя поросенка, отправился в хлев — вдруг заморыш все-таки добрался каким-то образом до дома. Свинарь облокотился на дверь стойла номер пять и закачал головой, так что затряслись все его три подбородка.
«Кто бы подумал, — сказал он себе, утирая физиономию красным в крапинку платком. — Свиненок-то с характером. А все равно толку от него не будет, и не жди. Надо с ним кончать». И он отодвинул задвижку.
Но одно дело, когда миссис Барлилав, занятая завтраком, не обратила внимания на то, что одного из ее детей забрали, а вот прервать миссис Барлилав, кормящую свое героическое дитя, — совсем другое. К тому же прервал ее наглый служитель, который вообще не имел никакого права находиться у нее в доме, кроме как принося корм или во время уборки. И вдобавок он явно намеревался снова забрать ее малютку.
Она вскочила на ноги с такой яростной энергией, что не ожидавший этого Шпунтик отлетел в сторону, затем она ринулась вперед, на служителя, мотая головой и лязгая зубами, так что пена потекла у нее изо рта. Лязганье в сочетании с бешеным хрюканьем произвело звуки, похожие, как показалось служителю, на слова: «Вон! Вон! Вон!» (что, кстати, она и кричала). Одновременно миссис Суиллер и миссис Гобблспад взгромоздились на перегородки и тоже принялись кричать на служителя.
— Отвяжись от него, свинарь! — визжали они. — Пристал к бедному малышу! Дерись с такой же тушей, как ты! Грязный жирный мужлан!
Мы же говорим «грязный, как свинья» или «толстый, как свинья», так и свиньи на свой лад отплачивают людям за оскорбление.
Вдоль всего ряда, от миссис Трофликкер до миссис Грабгаззл, поднялся крик: «Грязный жирный мужлан! Оставь малыша в покое! Убирайся вон!» — и при этом девять пар челюстей стучали и девять пар глаз сверкали.