Всадники проскакали по месту, где только что лежал Эгерт, и копыта высекали на камнях весёлые искры; Тория ощутила порыв ветра, пахнущего вином и дымом. Она привалила Солля к стене — глаза его были открыты, но бессмысленный взгляд устремлён был сквозь склонившуюся над ним девушку. Тория испугалась — никогда прежде она не видела у людей такого странного взгляда.
— Солль, — сказала она в отчаянии, — пожалуйста… Вы меня слышите?
В мутных неподвижных глазах не отразилось ни тени мысли.
Борясь с испугом, Тория попробовала рассердиться:
— Ах, так?! Ну почему я, скажите, обязана возиться с каждой пьяной тварью?
Она наклонилась над его лицом, пытаясь и желая уловить густой винный запах. Запаха не было, да и Тория не была настолько наивна, чтобы не понимать, что Солль на самом деле трезв.
Тогда она растерялась. Самым естественным представлялось ей бежать к отцу за помощью, и она уже сделала несколько шагов — однако вернулась. Что-то совершенно определённо подсказывало ей, что оставить сейчас Эгерта означает убить его. Отец не успеет, безжизненного Солля поглотит сутолока праздника, и только утром городские служители притащат к университету его изуродованное тело…
Изо всех сил стиснув зубы, она прижала пальцы к Эгертовым вискам. Кожа была тёплой, и под ней в такт биению сердца подёргивались жилки — Солль был, по крайней мере, жив. Тория перевела дыхание и методично, как учил её отец, принялась разминать и массировать Соллевы шею и затылок; неподвижный взгляд пугал её, и дрожащим голосом она принялась приговаривать:
— Эгерт… Придите в себя. Очнитесь, пожалуйста… Что же мне делать, если вы не очнётесь, а?
Пальцы её немели, отказывались двигаться, а глаза Солля оставались по-прежнему безжизненными. Всё крепнущая уверенность, что Эгерт повредился в уме, заставила Торию покрыться мурашками.
— Нет, — бормотала она, — это слишком… Не надо так, Солль, ну не надо же!
Вокруг кружились, притоптывая, десятки заплетающихся ног, и кто-то драл горло, перекрывая всеобщий шум срамными куплетами.
Тория готова была заплакать, когда широко раскрытые серые глаза наконец дрогнули. Веки упали на них и тут же поднялись снова — теперь Солль смотрел на Торию, тупо и удивлённо.
— Солль, — сказала она быстро, — надо идти домой… Слышите?
Губы его беззвучно шевельнулись, потом шевельнулись снова, и до девушки донеслось:
— Ты кто?
Её прошибло потом — неужели он всё-таки утратил рассудок от пережитого на площади потрясения?
— Я Тория… — прошептала она растерянно. — Вы… не узнаете?
Распухшие Эгертовы веки снова упали, прикрывая глаза.
— Это на небе, — сказал он тихо, — такие звёзды.
— Нет, — она снова схватила его за плечи, — не так… Нету неба, нету звёзд, я Тория, а мой отец — декан, вспомните, Эгерт!
Последнее слово обернулось прорвавшимся всхлипом — Солль снова поднял взгляд. Глаза его странно потеплели:
— Я… не сумасшедший. Вы… не бойтесь, Тория. Звёзды… Созвездие, как родинки… на шее.
Тория невольно схватилась рукой за свою шею. Эгерт снова шевельнул губами:
— Поют…
Откуда-то доносилась нестройная хмельная песня. С ближайшей крыши слышалось сопение: невесть как попавший туда гуляка решительно выворачивал флюгер.
— Это ночь? — спросил Эгерт.
Тория перевела дыхание:
— Да… Сегодня был день Премноголикования.
Глаза Солля затуманились:
— Не нашёл… Не нашёл… Теперь уже не найду… Никогда…
— Скитальца? — шёпотом спросила Тория.
Эгерт с трудом пошевелился, сел, опираясь на стену. Медленно кивнул.
— Но на будущий год он явится снова, — сказала она как могла беспечно.
Эгерт покачал головой:
— Целый год… Я уже не доживу.
В словах его не было ни капли рисовки или кокетства, только спокойная уверенность.
Тория будто очнулась:
— Солль… Надо уходить. Вставайте — и пойдём.
Не двигаясь с места, он снова тяжело качнул головой:
— Я не могу… Я останусь. Вы… идите.
— Нельзя, — она старалась говорить как можно убедительнее и мягче, — нельзя, Эгерт… Вас здесь растопчут, пойдёмте…
— Но я же не могу, — пояснил он удивлённо. И продолжал без перехода, будто раздумывая: — Жук без крыльев… Тот был без крыльев. Назад… нельзя. Не выходит, мама… Почему не получается? Мёртвые… Наверное… не ходят. Назад нельзя!
Глаза его снова затуманились. Впадая в панику, Тория принялась изо всех сил трясти обмякающие плечи:
— Ты живой! Ты живой! Эгерт! Вставай, ну!
— Тория, — прошептал он отрешённо. — Тори-я… Такое имя… Я живой. Нет, не то. Тория… — он протянул вперёд ладони, сложенные лодочкой. — Это будто бы бабочка… Села на руку, сама… Будто подарок… Один раз в моей жизни… И я убил её, Тория… Тогда, в Каваррене. Убил… его. И убил себя, потому что… — он разнял ладони, будто пропуская через них невидимый песок, — потому что потерял… Торию, — он бессильно откинулся назад.
Она смотрела на него не отрываясь, не зная, что и сказать.
— Это правда — ты? — спросил он шёпотом. — Или это всё-таки… меня встречают… там?
Тория испугалась:
— Нет… Это я…
Он неуверенно протянул руку и осторожно коснулся её щеки: