Она не могла поверить, что Бруколак пытался захватить власть, не могла поверить, что его взяли в плен. В этом потоке непонятных ей событий Каррианна запуталась, как ребенок.
Беллис не могла рассказать Каррианне ничего из того, что она сама сделала и видела в камере «Гранд—Оста». Она только сказала, что Шекель погиб.
Они вместе отправились послушать выступление Любовников.
После мятежа прошло уже два дня, и правители Саргановых вод созвали жителей на собрание на палубе «Гранд—Оста». Сначала Каррианна сказала, что никуда не пойдет. Она слышала о том, что сделали с Бруколаком, и не хотела видеть его в таком положении. Он не заслужил такого издевательства над собой. Каррианна утверждала: что бы он ни сделал, такого он не заслужил.
Но все—таки Беллис без особого труда уговорила ее. Каррианна должна пойти и выслушать, что будут говорить. Любовники знали, что поставлено на карту. Любовники знали, что происходит в их городе. Это была их попытка снова взять бразды правления в свои руки.
На баке негде было ступить — люди стояли плотными рядами, исцарапанные, раненые, все изможденные, неулыбчивые. Ждали.
Сверху над ними скулил на солнце Бруколак, что—то неразборчиво бормоча. Его кожа покрылась ожогами и напоминала карту.
Увидев его, Каррианна вскрикнула от ужаса и горя, затем отвернулась и сказала Беллис, что сейчас же уйдет. Но прошла минута, и она снова посмотрела на Бруколака. Она никак не могла поверить, что это жалкое, разлагающееся тело, что этот слюнявый рот, отвисшая челюсть, жалкий лепет — и есть Бруколак. Эта лопочущая оболочка не вызывала других чувств, кроме жалости.
Любовники обращались к толпе, стоя на подмостках вместе с Утером Доулом. Вид у них был измученный и ужасно усталый, и собравшиеся граждане смотрели на них со странным чувством уважения — и с вызовом.
«
И Любовники не обманули их ожиданий. Беллис смотрела и слушала, и настроение ее менялось к лучшему.
Любовники были умны. Они не стали начинать с напыщенных речей, не стали похваляться силой и отвагой, говорить, что уничтожили предателей, угрожавших городу.
— Многие из тех, кто теперь мертв, — начал Любовник, — многие из тех,
Они говорили по очереди, упрашивая собравшихся не отчаиваться.
— Мы подошли очень близко, — сказала Любовница, и голос ее торжественно зазвенел. — Очень близко к обретению энергии, какую прежде и представить себе не могли. Очень близко к тому, чтобы сделать Армаду по—настоящему великой, генератором возможностей, способной совершать что угодно, — совершать одновременно несовместимые вещи… Мятеж — это не выход, — сказала Любовница. — Если все не проникнутся ощущением важности этого проекта, то осуществить его будет невозможно.
Сейчас не время для вражды, сказали Любовники: единство означает единство цели, а цель сейчас в том, чтобы найти Шрам.
Вознаграждение последует. И это будет немыслимое, невероятное вознаграждение.
Риторика Любовников становилась все более изощренной, по мере того как они, сменяя друг друга, продолжали свою речь. Воздав должное мертвым, они перешли к детям, соблазняя собравшихся обещаниями о том, какими будут юные жизни их отпрысков, каким станет город, когда они добудут возможности из Шрама.
Речь была хорошая, чувственная и искренняя. Одержимость Любовников Шрамом впечатляла. И когда последние слова были сказаны, уважение толпы, хотя и сдержанное, было несомненным и весомым. Настроение пусть немного, но изменилось к лучшему. Любовники получили передышку — спор еще не был закончен.
«
Стоявший чуть позади Любовников Утер Доул встретился взглядом с Беллис, и только теперь она поняла, что сделала в ночь мятежа, чем рисковала. Она вломилась в его комнату и украла вещицу пришельцев, а потом отдала ее прямо в руки этим убийцам. Но она просто слишком устала от страха и теперь уже не чувствовала его.
Когда речь закончилась и толпа разошлась, Доул подошел к Беллис, не выказывая никаких чувств — ни враждебности, ни дружелюбия.