— Мой проект опирается на несколько ключевых научных трудов. Один из них — мой собственный. Можете поверить? Разве это не поразительно? Они собрались со всех уголков света. Из Нью—Кробюзона, из Хадоха. Есть несколько таинственных книг, которых мы не можем найти. Они написаны на рагамоле, соли и луннике… Говорят, что одна из самых важных — на верхнекеттайском. Мы составили список этих книг по ссылкам, найденным в тех публикациях, которые у нас есть. Не могу понять, как им удалось собрать
— Они их воруют, Иоганнес, — сказала Беллис, и он замолчал. — Вот так они и собирают эту библиотеку. Каждый том в ней украденный. С кораблей, из прибрежных городов во время набегов, у людей вроде меня. Мои книги, те, что написала
Беллис чувствовала, как в ней зреет ненависть.
— Скажите мне, — начала было она, но остановилась, затем отпила немного вина, глубоко вздохнула и продолжила: — Скажите мне, Иоганнес, это все очень интересно, разве нет? Во всем этом огромном океане —
И снова она увидела в его глазах виноватое выражение вперемешку с восторгом.
— Да, — сказал Иоганнес, тщательно подбирая слова. — Именно так, Беллис. Именно об этом я и хотел с вами поговорить.
Ей вдруг стало ясно, что он сейчас скажет, и от этой уверенности тошнота и отвращение подступили к ее горлу, и тем не менее она все еще симпатизировала ему, искренно симпатизировала и так хотела ошибиться, что не встала и не ушла. Она ждала: вот сейчас он развеет ее опасения, но в то же время была уверена, что этого не случится.
— Это не было совпадением, Беллис, — услышала она. — Не было. У них есть агент в Салкрикалторе. Они получают список пассажиров, едущих в колонии. Они знали о нас. Они знали обо мне.
Дверь открылась и закрылась, закачались бумажные фонарики. С соседнего столика послышался переливчатый смех. Запах тушеного мяса был восхитителен.
— Поэтому—то они и захватили наш корабль. Им нужен был я, — тихо сказал Иоганнес, и Беллис закрыла глаза в знак поражения.
— Ах, Иоганнес, — сказала она срывающимся голосом.
— Беллис… — Он встревоженно протянул к ней руку, но она резким движением пресекла этот порыв.
«
— Позвольте мне сказать вам, Иоганнес, что есть огромная разница между пятилетним, десятилетним и
Иоганнес поглядывал на нее с нарастающим беспокойством.
— Меня не интересуют никакие колонии. Никакой этот ваш долбаный Нова—Эспериум.
Этот панегирик из ее уст, из уст человека, который отдавал себе отчет во всей жестокости Нью—Кробюзона, в его убожестве, в его насилии, звучал намного убедительнее, чем если бы его произнес краснобай из парламента.
— И вы хотите мне сказать, — завершила Беллис свою речь, — что я
Иоганнес смотрел на нее как побитый.