Шрамы

Он встает позади нее, собирает светлые волосы в хвост, открывая ямку на затылке; вдыхает ее запах. Кожа такая белая и беззащитная, так и тянет провести по ней пальцами. Но Близна может касаться только воздуха, трогать его, точно повторяя изгибы девичьей шеи.

Ива говорит:

– Расскажи о моей матери.

– Я рассказывал уже тысячу раз.

– Расскажи еще один. Какой она была? Какие у нее были глаза?

Близна не помнит. Когда он вспоминает мать Ивы, он видит светлые волосы, прямую узкую спину. Когда он пытается представить ее лицо, ее глаза всегда закрыты.

– Я не помню.

– Зеленые, как у меня? – подсказывает Ива.

Он кивает. Да, возможно. Разве это имеет значение? Разве недостаточно того, что он то и дело узнает в Иве ее мать – в мелочах, вроде поворота головы или мимолетной гримаски? Разве недостаточно того, что он увез ее, чтобы она не стала такой, как та женщина?

– Она любила моего отца?

Она не любила никого. Единственное, что делало мать Ивы счастливой – твердый член внутри. Это было то, к чему она стремилась и чего жаждала. Но Близна не может произнести это вслух.

– Не знаю. Да. Я думаю, да.

– Ты плохой рассказчик.

– Да. Прости.

– Она была красивая?

Когда-то он так не считал, но сейчас может признать:

– Да. Но не такая красивая, как ты.

Она улыбается и опускает глаза, делает вид, что поглощена нарезанием чеснока. Нож стучит по доске: тук-тук-тук. Раньше Близна никогда не говорил, что она красивая.

Ночью он должен пойти в круглосуточный универмаг и купить ей новое платье. Продавщицы будут осаждать его вопросами, предлагать примерить одежду, которую он выберет (ваша жена такая худенькая, на ней будет сидеть свободнее), снимать с вешалок прозрачные кружевные сорочки (потрогайте, очень приятная ткань). Он касается вещей, которые скоро будут касаться обнаженной кожи Ивы. Они пропитаются ее запахом, примут форму ее тела. Его ладоням это запрещено.

Близна пытается вспомнить, когда последний раз имел женщину. Это было еще до рождения Ивы. Его ладонь лежит на огромном животе женщины, внутри которого беспокойно толкается, словно в ответ на удары члена в матку, крошечное существо. Близна старается двигаться как можно медленнее, чтобы не навредить ему.

– Быстрее. Ей нравится. Она станет такой же блядью, как я.

– Не говори мерзостей.

Женщина стонет и поддает задом навстречу его члену, повторяет, не поворачивая головы:

– Быстрее. Ничего ей не будет.

Ива вскрикивает, отдергивает руку. Кровь из порезанного пальца капает на доску. Близна говорит:

– Тише, тише, я… – и, не договаривая, прижимает ее палец к губам, лижет ранку, пока кровь не перестает течь.

ПРОШЛОЕ: БЛИЗНА

Близна лежит на матрасе и пускает дым в потолок. Пятна на побелке образуют узоры, похожие на карту: моря, океаны, материки – здесь есть все, чтобы отправиться в путешествие. Рядом слышно тяжелое дыхание Юго и звуки глухих ударов о боксерскую грушу.

– Близна?

– А?

– Как насчет спарринга?

– Шимон скоро придет.

Раны и ожоги еще болят. Чертова пробирка взорвалась ему прямо в лицо, и теперь оно тоже похоже на карту, по которой реками текут багровые полосы порезов и расплываются морями волдыри. Впрочем, сейчас Близна выглядит лучше, чем неделю назад, и похож на жертву автокатастрофы чуть меньше. Юго продолжает обрабатывать мешок.

– Он опять притащит Псину?

– Наверное. Если она еще не подохла.

– А если подохла, притащит новую.

– Надо же на ком-то проверять товар.

– Как думаешь, он ее трахает?

Близна пожимает плечами. Ему никогда не приходило в голову, что Псину можно трахать: ее тело было автоматом для уколов, таблеток и дорожек мета – и Близна подозревал, что внутри она набита сломанными иглами и ядовитым дерьмом. Как можно засунуть в это свой член?

– Разложим ее на два смычка?

– Что?

Юго двигается так быстро, что Близна видит его силуэт как размытое пятно. За его мыслями он тоже не может успеть. На два смычка? Псину?

– Ну, бля, не тупи. Трахнем ее вдвоем. Как? Deal?

Он мотает головой и делает еще одну затяжку. Столбик пепла достиг опасной длины, и Близна может думать только о том, сколько он еще продержится, прежде чем упасть на матрас.

– Возьми пепельницу, осел, – говорит Юго. – Спалишь нас к хуям.

– Ничего не будет.

В сквоте холодно. Кожа Близны покрывается мурашками, но ему лень подниматься за футболкой. После полугода в сквоте одежда висит на нем мешком: подростки, представленные самим себе, не слишком следят за питанием. На полу повсюду валяются упаковки от чипсов и конфет, но Близна и Юго все равно слишком худые: торчащие ключицы и ребра, обритые головы – машинка с жужжанием прокладывает себе дорогу, и обрезки волос падают на бетонный пол. Подметать здесь бессмысленно – проще спалить этот сквот до основания, чем превратить его в приличное жилье.