Шрамы, которые мы носим (ЛП)

При разграблении Королевской гавани во время мятежа Роберта Баратеона Пес впервые позволил всему гневу, ярости и ненависти, которые скопились в нем точно гной, излиться в бесконечном, безжалостном насилии. Он открыл для себя, как хорошо у него получается убивать, и как это сладко. Ему нравилось видеть, как жалостливые взгляды превращаются в опасливые, и это заставляло его чувствовать себя живым. Так что Клиган продолжал взращивать в своей душе этот мрачный, тайный сад ненависти и презрения, и питал его всем, до чего мог дотянуться. Он поливал его кислым вином, а когда когти одиночества начинали рвать его изнутри, он отгонял его короткими яростными совокуплениями в темных коридорах или вонючих кладовках. Удовлетворив свою похоть, он шел к себе в комнату и напивался до бесчувствия, изо всех сил стараясь забыть, каково это – когда тебя любят.

***

Со стороны кровати послышались звуки: Санса громко вздохнула и повернулась на другой бок. Руки ее лежали поверх мехового одеяла, и стройная девичья нога виднелась из-под шкуры… Пташка вздохнула еще раз и затихла.

***

Она сияла так ярко, что почти ослепляла его – беспомощная, глупенькая и такая бесконечно юная. Он ненавидел ее и желал в равной степени, и скоро девушка сделалась для Пса наваждением, опасной игрой, в которую он играл сначала сам с собой, а потом и с ней. Он и правда превратился в пса, - шныряющего вокруг, вынюхивающего ее слабые стороны чтобы их использовать; он щелкал зубами и старался укусить, и одновременно в душе вымаливал хотя бы крохи доброты к себе, чтобы насытить ту бездонную пустоту, что была внутри него.

Тогда Клиган впервые за много лет снова ощутил стыд. Не из-за того, как она смотрела на него, а из-за того, каким человеком он стал – и этот человек ясно отражался в глазах пташки. Он стал не лучше своего братца-садиста или его приспешников. Чудовище, лицемер и лжец – вот кто он был, и ярость перестала питать его как раньше. Отчаявшийся, испуганный и алчущий ласки он пришел к ней в ночь, когда небо полыхало зеленым, и забрал с собой то, что больше всего хотел ей дать.

«И все равно она любит меня. Против всякого разумения и всякой надежды».

Сандор стащил одну из шкур со спинки постели, завернулся в нее и сел на пол рядом со спящей Сансой. Его глаза скользили по ее лицу, спокойному, расслабленному и нежному во сне. Он никогда особенно не раздумывал над тем, что же именно он к ней чувствует – до сегодняшнего дня. Раньше это казалось неважным. Может, оно и теперь не имело значения, но Сандору все больше хотелось назвать это чувство, и назвав его, дать ему право на существование. То, что произошло между ними, произошло на самом деле.

Это было не просто желание защитить ее, или то, что ее нужды вдруг стали для него важнее собственных. Это было не просто удовольствие, которое он находил в ее обществе или в любовании ее красотой. Это была не радость от того, что он заставляет ее смеяться, или то, как стучало его сердце, когда девушка

беззастенчиво рассматривала его. Это было даже не то, что она видела и принимала его таким, какой он есть. Его чувство заключало в себе все это и гораздо большее.

«Любовь ли заставила меня испустить семя, словно зеленого юнца, стоило ей в первый раз прикоснуться к моему члену, но вместо того, чтобы почувствовать себя униженным, я просто рассмеялся вместе с ней? Любовь ли побудила меня ощущать странную благодарность за появившееся ниоткуда у нас время, чтобы не торопясь узнать ее, изучить, что именно заставляет ее вздыхать, стонать и выгибаться в моих руках? Любовь ли позволила мне чувствовать ее боль и сдерживать себя, прежде чем ее уверения наконец дали мне возможность полностью погрузиться в нее?».

Эти мысли камнем лежали у него на душе и на сердце, и наконец, решившись на что-то, он потянулся, поцеловал костлявую, как он ее называл, коленку пташки и прижался к ней лбом.

«Я сделаю все» - так он молился, сам не зная кому. – «Все, что вы попросите. Но только позвольте мне побыть с ней хоть немного. Не забирайте у меня мою леди, мою любовь».

Клиган глубоко вздохнул, произнося последние слова, и с этим вздохом почувствовал, как рука девушки легла на его плечо.

- Что ты делаешь? – промурлыкала она, – иди в постель, Сандор.

Он встал и позволил шкуре соскользнуть на пол. Санса подвинулась, чтобы дать ему место. Тогда он лег рядом, обнимая ее, и влюбленные погрузились в сон.

***

- Станнис держит Ров Кейлин – рассказывал Клиган – а дом Ридов преклонил колена перед его пылающим сердцем. Пылающим, мать его. Какого хрена все эти короли так любят гребаный огонь?

- Ты забыл о Дейенерис и ее драконах.

- Я не забыл. Просто решил пока не думать о них.

Санса хихикнула, и положила ему в рот очередной ломтик сыра.

- Тогда мы не встретим трудностей, продвигаясь дальше на север?