Освобождение, которое дает эта полная безличность, является подлинным, абсолютным, незаменимым; но это ли последнее слово, окончательное решение вопроса? Как мы уже сказали, любая жизнь, любое мирское существование это жертвоприношение Природы Пуруше, единой тайной душе в Природе, в котором происходят все ее труды; но подлинный смысл жертвоприношения в нас затмевается эго, желанием, нашей ограниченной, активной множественной личностью. Мы поднялись из эго, желания и ограниченной личности и при помощи безличности, ее великой коррекции, нашли безличное Божество; мы отождествили наше существо с единым «Я» и душой, в которой существует все. Жертвоприношение трудов продолжается, но совершаем его уже не мы, а Природа – Природа, действующая через конечную часть нашего существа, ум, чувства, тело, но в нашем бесконечном существе. Но тогда кому предназначается жертвоприношение и с какой целью оно совершается? Ибо безличное не обладает ни активностью, ни желаниями, ни целью, которой следует добиться, не находится в какой бы то ни было зависимости от всего этого мира созданий; оно существует ради самого себя, в собственном самонаслаждении, в собственном неизменном вечном бытии. Мы, возможно, должны исполнить труды без желания, как средство обретения этого безличного самосуществования и самонаслаждения, но если такое движение однажды совершено, цель трудов достигнута; нужды в жертвоприношении больше нет. Затем труды могут даже продолжаться, поскольку продолжается Природа, а вместе с ней – ее деятельность; но в этих трудах больше нет никакой дальнейшей цели. Единственная причина того, что мы продолжаем действовать после освобождения, является чисто негативной; это принуждение, которому подвергаются со стороны Природы наши конечные части: ум и тело. Но если в этом все и заключается, тогда, во-первых, труды можно уменьшить, свести до минимума, ограничить тем, что принуждение Природы абсолютно требует от наших тел; и, во-вторых, даже если нет сведения к минимуму, поскольку действие значения не имеет, да и бездействие тоже не является целью, – то природа трудов тоже не имеет значения. Арджуна, однажды добившись знания, может продолжать сражаться при Курукшетре, следуя своей старой природе кшатрия, либо он может выйти из боя и вести жизнь санньясина в соответствии со своим новым квиетистским импульсом. Что он выберет, не имеет ровным счетом никакого значения; вернее, второй путь лучше, поскольку он быстрее воспрепятствует импульсам Природы, которые еще властвуют над умом Арджуны благодаря ранее созданной тенденции, и когда его тело оставит его, он спокойно уйдет в Бесконечное и Безличное, лишенный необходимости вновь возвращаться к беспокойству и безумию жизни в этом бренном, скорбном мире,