Шри Ауробиндо. Письма о Йоге – I

Впрочем, я не думаю, что для описания супраинтеллектуальных явлений необходимо проводить различия в духе интеллекта. Ведь, по сути, оно не является выражением идей, полученных путем спекулятивного мышления. Человек должен достичь духовного знания через опыт и осознание вещей, вытекающее непосредственно из этого опыта, лежащее в его основе или заключенное в нем. Этот вид знания в своей основе является сознанием, а не мыслью или сформулированной идеей. Например, мое первое основополагающее духовное переживание – которое было радикальным и ошеломляющим, хотя, как потом выяснилось, не последним и не исчерпывающим – наступило в результате отбрасывания и исчезновения всех мыслей и установления тишины в уме. Сначала было восприятие того, что можно было бы назвать духовно-субстанциональным или реально ощутимым сознанием плотного покоя и тишины, затем – осознание некой единственной и высшей Реальности, в которой все вещи существовали только в виде форм, казавшихся пустыми, призрачными и нереальными. Но это было знание, получаемое посредством духовного восприятия и безличного внутреннего ощущения, в котором не было никаких идей или представлений о реальности или нереальности или любых иных понятий, так как все мысли утихли, точнее, полностью растворились в абсолютной тишине. Все познавалось непосредственно с помощью восприятия чистого сознания, а не ума, поэтому отсутствовала всякая необходимость в понятиях, словах или названиях. Но в то же время этот фундаментальный характер духовного переживания остается ничем не ограниченным: оно может быть как без мыслей, так и с мыслями. Конечно, поначалу уму может показаться, что обращение к мысли тут же вернет сознание в сферу интеллекта – это может случаться на первых порах и продолжаться довольно долгое время, но, исходя из моего опыта, не является неизбежным. Так бывает, когда человек пытается выразить в интеллектуальной форме то, что он пережил в духовном опыте, но существует и другой вид мыслей, которые поднимаются внезапно из глубины и заключают в себе сущность или сознание опыта – или часть этого сознания, – представляя собой тело или форму опыта, и такие мысли мне не кажутся интеллектуальными в своей основе. Они несут в себе иной свет, иную силу, иной более глубокий смысл. Это особенно характерно для тех мыслей, которые не нуждаются в словесном выражении и которые являются по своей природе непосредственным видением сознания, даже внутренним ощущением или контактом, выражая предельно точно и четко пережитое (надеюсь, это кажется не слишком мистическим или невразумительным). Но как только мысли превращаются в слова, они начинают принадлежать царству интеллекта – так как слова являются творением интеллекта. Вопрос в том, так ли все обстоит в действительности и нельзя ли этого избежать? Мне всегда казалось, что слова изначально рождаются не в мыслящем разуме, а где-то еще, хотя он усваивает их, приспосабливает к своим нуждам и свободно использует в своих целях. Но, тем не менее, нельзя ли использовать слова для выражения чего-то неинтеллектуального? Хаусман утверждает, что истинная поэзия может быть только неинтеллектуальной, то есть не имеющей здравого смысла. Это звучит слишком парадоксально, хотя я думаю, что он говорит о чисто интеллектуальной оценке поэзии, при которой она представляется чем-то выходящим за пределы понимания рассудка, потому что выражает иной тип видения, отличный от логического мышления. Но разве невозможно, чтобы слова исходили из сверхинтеллектуального сознания, которое является главной силой духовного переживания, и чтобы язык был способен выразить – хотя бы в какой-то мере или каким-то образом – это сознание? Впрочем, если говорить о попытке передать словами духовное переживание самому интеллекту, то это совсем другое дело.