Можно назвать и многие другие недостатки, в том числе и факты растерянности, проявления трусости и неумения управлять частями и соединениями. Все это имело место. Но можно ли соизмерить последствия названных упущений и ошибок военного командования с просчетами, а скорее всего, с преступной некомпетентностью политического руководства нашей страны накануне войны? Именно такая некомпетентность и игнорирование очевидных фактов поставили войска и их командование перед неразрешимыми задачами, ибо на стороне врага оказались огромные преимущества. Он без помех сосредоточил свои силы в выгодных для удара группировках у наших границ. Ему позволили скрупулезно разведать все объекты, имевшие стратегическое, оперативное и даже в ряде случаев тактическое значение, подготовить условия для почти полного нарушения связи и уничтожения авиации на аэродромах, а также в немалой степени артиллерии, боеприпасов и другого нашего военного имущества. Слепая вера Сталина в непогрешимость своих расчетов явилась для войск причиной внезапности вражеского вторжения.
Главное, в чем можно обвинить наши фронтовые и другие штабы, это потеря управления. Но она была в свое время фактически обусловлена. Подробно об этом писал мой фронтовой соратник генерал-майор войск связи Иван Федорович Ахременко. За эту правдивую оценку{33} он подвергся преследованиям и чуть не был исключен из партии. Немалых трудов и неприятностей стоило мне, чтобы защитить ею. А суть в том, что войсковая связь перед войной базировалась на телеграфных и телефонных сетях общегосударственной и местной связи. Кабельных и подземных линий не было. Узлы связи сосредоточивались в административных и промышленных центрах в помещениях, не защищенных от авиации. Отсутствовали запасные узлы связи и обходы крупных населенных пунктов. Вся система связи приграничья была известна противнику, так как центральные польские учреждения связи оказались в его руках. К тому же запрещение Сталиным борьбы с авиаразведкой вермахта позволило немецкому командованию знать и обо всех изменениях в системе связи, которые произошли после 17 сентября 1939 года. Мало этого, Сталин допустил в приграничные районы так называемых "гробокопателей" - команды наземных военных разведчиков, переодетых в гражданское платье, которые якобы искали останки немецких военнослужащих, погибших здесь в первую мировую войну. Нет ничего удивительного, что заброшенные к нам в тыл диверсионные группы, в том числе парашютисты, в 2 часа ночи 22 июня начали хорошо спланированную акцию по нарушению связи. К утру 22 июня она прервалась со всеми армиями. Оказались поврежденными и все крупные радиостанции. Попытки восстановить управление войсками, используя подвижные средства, из-за абсолютного господства вражеской авиации давали весьма скудные результаты. Присылка Сталиным на Западный фронт трех Маршалов Советского Союза - К. Е. Ворошилова, Г. И. Кулика и Б. М. Шапошникова - мало помогла делу. Тем не менее Сталин взвалил всю ответственность за трагедию Западного фронта на Д. Г. Павлова и его штаб.
Эти причины наших поражений лежат на поверхности, но были и более глубинные, объясняющие, например, провал контрудара 5-го и 7-го механизированных корпусов 6-10 июля 1941 года, о котором я рассказывал выше. И здесь, представляется, мне надо снова вернуться к годам своей учебы в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Там я получил возможность серьезно заниматься танковой проблематикой, чему очень способствовал начальник кафедры полковник В. С. Тамручи. В академии я услышал и записал поистине пророческие слова М. Н. Тухачевского, которого видел тогда в последний раз. Он выступил перед нами с четырехчасовой лекцией по узловым вопросам военной науки. Ряд мыслей, высказанных им, с особой ясностью всплыли у меня в памяти в трагические дни начала войны. Например, такие: если недоучет артиллерийской проблемы до империалистической войны послужил причиной тяжелых потрясений на фронтах почти для всех воевавших стран, то недоучет новых возможностей в области вооружения танками, самолетами, химией, радиосредствами и т. д. может стать причиной еще больших потрясений.