Штаб армейский, штаб фронтовой

Командарм и Крейзер представились, а остальные постарались ретироваться, однако Андрей Иванович заметил это и резким движением руки вернул всех на место. Неторопливо поздоровавшись с Петром Михайловичем и Яковом Григорьевичем, он сказал довольно высоким голосом:

— Что, голубчики, сдали город и успокоились? Или что-нибудь собираетесь предпринять?

— Приложим все силы, чтобы восстановить положение, — быстро нашелся Крейзер.

— Поперед батьки в пекло не лезь, — отрезал Еременко. — Послушаем, что скажет командарм.

— Я согласен с комдивом, — подтвердил Филатов.

— Тогда помозгуем, как это сделать, — заключил Андрей Иванович.

Было решено нанести контратаку с фронта силами 12-го танкового полка, который имел несколько машин Т-34, усилив его ротой тяжелых танков КВ. С флангов врага должны были сковать удары мотострелков. Так как резервов в дивизии Крейзера не было, удерживать переправу в районе Чернявки поручили подразделению охраны нашего армейского штаба. А мотострелковый батальон старшего лейтенанта А. Д. Щеглова, вооруженный, кроме всего прочего, и бутылками с бензином, был переброшен с Чернявской переправы на восточные подступы к Борисову. Щегловцам, впервые в дивизии применившим бутылки с горючей смесью, удалось в тот день поджечь до пятнадцати танков и задержать их продвижение. За проявленный в бою героизм комбат был награжден орденом Ленина.

Контратаку поддерживал также 13-й артполк дивизии. После его короткого удара вперед двинулись танкисты. Присутствие двух генерал-лейтенантов на передовой подействовало на них явно ободряюще. Наблюдая захватывающее зрелище довольно солидной группы танков, на предельной скорости устремившихся йа противника, мы не заметили исчезновения Я. Г. Крейзера. Оказалось, что он укатил в атаку на головном КВ. Еременко, узнав об этом, в первый момент был взбешен, но Филатов успокоил его, сказав, что разрешил комдиву непосредственно в боевых порядках по радио руководить боем.

Лавина наших танков смяла врага и прорвалась вплоть до центральной борисовской переправы.

•— Едем в город! — воскликнул Еременко, когда пришло это известие. — Можем бить немцев! — и его суровое лицо осветилось на секунду-другую какой-то задорной мальчишеской улыбкой.

— Прислушайтесь, товарищи, — сказал Филатов.

Послышался гул моторов фашистских самолетов — шли пикирующие бомбардировщики. Их было не менее 30–40. Они построились в круг и с крутого пике накинулись на артполк, сбрасывая бомбы и поливая батарейцев свинцом из пулеметов.

Спаренная установка с броневика Еременко открыла огонь, сбила один из стервятников, но сейчас же была атакована и сметена с лица земли. Мы находились в глубоком окопе и были засыпаны землей.

— Пусть танки и мотострелки рассредоточатся и отходят, — приказал Андрей Иванович.

Г. У. Модеев по радио передал приказ Крейзеру. Тот вскоре вернулся невредимым. Еременко неожиданно для всех, а может быть и для самого себя, обнял Якова Григорьевича, крепко пожал ему руку и сказал:

— Представлю к званию Героя Советского Союза и добьюсь, чтобы представлению дали ход. Запиши, Пархоменко, и передай кадровикам! — окликнул он своего порученца, сына легендарного начдива.

В тот же день, 3 июля, после отъезда А. И. Еременко была предпринята еще одна контратака. На сей раз — с фланга, так как немецкая мотопехота Неринга, расширяя плацдарм, растянулась по шоссе между Борисовом и Лошницей. В этих условиях генерал Филатов приказал Крейзеру силами 12-го танкового и 6-го мотострелкового полков контратаковать во фланг прорвавшемуся в направлении Лошницы противнику. Разгорелся ожесточенный бой, в котором с обеих сторон участвовало свыше 300 танков. В результате контратаки удалось задержать наступление гитлеровцев до исхода 4 июля. Части дивизии выиграли время для занятия обороны на реке Нача. Гудериан так писал об этом бое: «…18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы»[27].

При отходе на новый оборонительный рубеж командир саперного взвода лейтенант А. М. Коган с группой подрывников получил приказ: пропустить по мосту через Начу все наши танки, а затем взорвать его. Саперы сидели в укрытии и внимательно наблюдали за дорогой. Уже прошли наши пехотинцы. Но вот показались сначала советские, а затем и фашистские танки. Медлить было нельзя ни секунды — на мост взошел уже первый вражеский танк…

— Огонь! — скомандовал лейтенант Коган, и в это же мгновение мост вместе с находившимся на нем танком был снесен взрывом. Противник вынужден был наводить переправу под огнем наших подразделений.