Как оценивали в этот момент сложившееся положение наши воины и противник? Могу засвидетельствовать как очевидец, что подавляющее большинство командиров и красноармейцев не было обескуражено происшедшим. Встречались, конечно, случаи шокового состояния и паники, но они носили единичный, локальный характер. Подавляющее большинство наших людей, попавших в окружение, стремились прорваться к своим, в плен сдавались в абсолютно безвыходном положении. Но нечего закрывать глаза на то, что враг пленил тысячи и тысячи наших воинов.
А вот оценка ситуации на Западном направлении, сделанная немецким генералом Гальдером в своем военном дневнике 11 июля 1941 года. «Имеющиеся сведения о противнике позволяют заключить, что на его стороне действуют лишь наспех собранные части. Установлено, что отошедшие остатки разбитых дивизий были поспешно пополнены запасниками (частью необученными) и немедленно снова брошены в бой. В Невеле создан большой сборный пункт по формированию маршевых батальонов из остатков разбитых частей, откуда в дивизии, действующие на фронте, направляются совершенно неорганизованные массы людей без офицеров и унтер-офицеров. Учитывая это обстоятельство, становится ясным, что фронт, в тылу которого уже нет никаких резервов, не может больше держаться»[31].
Этот вывод был, конечно, слишком поспешным и неглубоким. После войны начальные ее недели были оценены многими западными историками по-иному. Вот одна из таких оценок. «Под давлением фанатической воли своего руководства противнику удалось, несмотря на большие потери, вначале стягивая в единое целое остатки разбитых соединений и отдельные свежие части, преграждать путь на направлениях немецких ударов, вынуждать нападающих снова и снова растрачивать силы в боях тактического значения и выигрывать время, одновременно все более используя громадный потенциал и удивительную способность к импровизации. Время стало решающим фактором, и немецкое руководство оказалось под давлением этого фактора… Красная Армия не была разгромлена на поле боя, большевистская система не потерпела краха, советский потенциал не был ликвидирован, выяснилось, что русское население отнюдь не ожидало немецких захватчиков как своих освободителей от большевистского ига»[32].
Да, фашистскому руководству было далеко до осуществления своих бредовых замыслов. Но и советская сторона также не смогла выполнить свои, казалось бы вполне реальные, планы обороны государства. Каковы причины этого? Кто и в какой мере виновен — непосредственные исполнители или высшие государственные инстанции?
Было время, когда нам, пережившим на фронте драматические события первых недель войны, говорили: не кивайте на дядю, будьте самокритичны, ищите и показывайте собственные ошибки. И мы искали, показывали, называя такие, например, как низкая боевая готовность частей, соединений и их штабов, нечеткость, а в ряде случаев и ошибочность в постановке оперативно-тактических задач. Командующие, командиры и штабы оказались в ряде случаев не в состоянии в обусловленное обстановкой время принимать обоснованные решения, доводить их до подчиненных, организовывать взаимодействие. Решения принимались зачастую при отсутствии минимально необходимых сведений о противнике, без глубокого анализа оперативной ситуации. Полученные от старших начальников боевые задачи не всегда доводились до войск, а если и доводились, то с запозданием и без соответствующих конкретизации и материального обеспечения. Перемещение пунктов управления заранее не планировалось и нередко осуществлялось неорганизованно.
Можно назвать и многие другие недостатки, в том числе и факты растерянности, проявления трусости и неумения управлять частями и соединениями. Все это имело место. Но можно ли соизмерить последствия названных упущений и ошибок военного командования с просчетами, а скорее всего, с преступной некомпетентностью политического руководства нашей страны накануне войны? Именно такая некомпетентность и игнорирование очевидных фактов поставили войска и их командование перед неразрешимыми задачами, ибо на стороне врага оказались огромные преимущества. Он без помех сосредоточил свои силы в выгодных для удара группировках у наших границ. Ему позволили скрупулезно разведать все объекты, имевшие стратегическое, оперативное и даже в ряде случаев тактическое значение, подготовить условия для почти полного нарушения связи и уничтожения авиации на аэродромах, а также в немалой степени артиллерии, боеприпасов и другого нашего военного имущества. Слепая вера Сталина в непогрешимость своих расчетов явилась для войск причиной внезапности вражеского вторжения.