Штабс-капитан Круглов (СИ)

"Выборы президента России"… – Подсказала услужливая память… Интересно. – Он прикрыл глаза и откинулся на мягкую обивку сиденья, пытаясь вызвать в памяти новые картинки.

Вспышка ослепила, а следом из яркого пятна возникли картинки. Толпа орущих, размахивающих руками людей, и стоящие посреди улицы танки. Блеснула в огне придорожных фонарей вода на броне, на касках солдат, шлемофонах выглядывающих из люков танкистов. Растерянные лица молодых ребят в армейской форме, и разъяренные, выкрикивающие бессвязные лозунги люди.

Мгновенная перебивка, и вот уже Макс видит другие лица. Стоящие на балконе Белого дома, как прозвали в народе серовато безликое здание правительства Росийской Федерации и море радостных, с непривычно трехцветными флагами Монархические "бесики", плакаты с портретами Беспалого.

– Ельцин…, победа, Ельцин… – Скандирует толпа… – КПСС – к ответу… И еще что-то, вяло матерное…

– Что? – Вынырнул из миража Владимиров, почувствовав, что кто-то трясет его за плечо.

– Максим Андреевич… Вам плохо?- Служащий кремлевской комендатуры, отпустил его руку и вытянулся по стойке смирно. – Извините, вы же знаете… с нас требуют… Порядок. – Зная помощника первого в лицо, прапорщик, естественно был в курсе случившейся с ним аварии, но не решился нарушить правила. Проверки, устраиваемые коварным Медведем принимали иной раз вовсе изуверские формы.

– Да, да…, извините. – Макс вытянул из кармана бордовую корочку. Подмокла немного, но я сегодня в канцелярию заскочу, поменяю.

– Все в порядке.- Кивнул часовой, внимательно изучив документ. – Проезжайте.

Михаил Сергеич ждет.- Секретарь едва приметно кивнул на дверь и сочувственно вздохнул. – Я сказал, что вы в больнице, но он подумал, и настоял…

– Да ладно… – Успокоив Антона Григорьевича, с которым у него сложились вполне дружеские отношения, Максим поправил воротник рубашки и шагнул в кабинет первого.

– Максим Андреевич… – Шеф, занятый просмотром бумаг покивал головой, скользнув взглядом по фигуре вошедшего. – Ну вот, жив, здоров…, а мне говорят, разбился…- Пробормотал он, возвращаясь к бумагам. – Присаживайся Максим, не стой как столб, включайся в работу. – Генсек отложил документы. – Как у нас подготовка союзного договора? Идет… Мимоходом, словно о чем-то малозначащем поинтересовался он, вынимая из стола бордовую папку.

Идет. – Подстраиваясь к интонациям главного, отозвался советник президента, – только я вынужден повторить. Документ выходит сырым. На подготовку понадобится минимум три месяца, и то… В настоящей редакции он вызовет большие споры, особенно будут против республиканские власти…

Макс только собрался перечислять пункты, но заметив недовольную гримасу сановного слушателя замолчал.

Максим Андреевич, я спросил не о том, как отнесутся к нему, а о его подготовке. Нужно ускорить. – Кратко отрубил шеф, чем вызвал у Владимирова искреннее изумление. – Словоохотливый лидер никогда не упускал возможность поупражняться в словоблудии.

"Что это с папой? – Озаботился помощник.- Словно подменили? Деловит, собран и абсолютно спокоен". – Он осторожно подвинулся на стуле. – Я понял, ускорим. А к какому сроку?

– Срок…? – Генеральный секретарь прищурился, покосился на помощника.- Срок будет зависеть от того как решим на Пленуме. Но, всяко, не позднее сентября.

Владимиров едва сумел удержаться от недоуменного возгласа, но лишь опустил голову, сделав отметку в блокноте.

– Так точно, Михаил Сергеич. – По-военному отозвался он, размышляя, как умудриться свести десятки разделов сырого текста в нечто удобоваримое. Аналитики и райтеры будут крыть матом…, а потом с меня за перерасход сверхурочных… И вдруг Макс вспомнил беснующуюся толпу на Московских улицах, увиденную им в приступе. – Нужно плюнуть на все, не рисковать, а взять больничный, одним выстрелом двух, а то и трех зайцев. От подготовки "стремного" договора отвертеться смогу, и вообще, пусть проверят, что это за видения такие.

– Ладно, ладно. – Генсек легонько хлопнул по папке, словно закрывая тему. – Вам будет другое задание. – Легкая пауза, словно он принял какое-то решение. – Думаю, что о конфиденциальности говорить не стоит, но повторюсь. Это вопрос государственной важности… – Тут президент усмехнулся.- Впрочем, у нас все дела государственной важности, но это особое.